Зло

Он взвешивал в руке висячий замок и в мыслях — свою будущую жизнь. Всё получилось бы даже без молотка, хватило бы просто выбить окно с задней стороны.

Он стоял неподвижно, удерживая замок. Потом, отпустив, четыре часа бродил без цели. Дождь лил как из ведра.

На следующий день после обеда пришёл Силверхиелм и торжественно объявил, что Эрику сейчас же предстоит допрос у директора.

На большом письменном столе из тёмного полированного дерева лежала одна-единственная бумага — письмо Марии.

Директор сидел, уперев кончики пальцев друг в друга, и рассматривал Эрика сквозь стёкла очков.

«Ну, — сказал он и постучал большим пальцем по письму. — Как ты это объяснишь?»

«Я люблю её», — ответил Эрик, вперяя взор в блестящие стекла.

Что-то, возможно похожее на улыбку, проявилось в уголке рта пожилого мужчины.

«Вот как? Действительно, ты любишь её?»

«Да, люблю».

«И ты не понимаешь, что мог натворить?»

«Это только наше дело. Мы любим друг друга. Когда я уеду отсюда, то отправлюсь прямой дорогой в Финляндию. Она живёт далеко в Саволаксе».

«В таком случае, — сказал директор (и сейчас он действительно улыбался), — конечно, лучше всего, чтобы мы оставили тебя здесь ещё немного. По крайней мере пока ты не перегоришь. Я посмотрел твои отметки, Эрик. У тебя в среднем выходит как раз выше маленькой „а“. О тебе самые лучшие отзывы всех учителей. Я переговорил с ними сегодня. Существует, как ты, пожалуй, знаешь, награда, которую каждый весенний семестр получает лучший ученик реальной школы. И это актуально для тебя сейчас, когда…»

Директор неожиданно прервался.

«Сейчас, когда здесь больше нет Пьера Танги», — вставил Эрик.

«Да. Можно и так сказать. Печальная история…»

Эрик едва не заговорил о том, что думается ему об этой истории с Пьером. Но директор продолжил:

«Я разговаривал сегодня и с твоим адвокатом Экенгреном. Мы пришли к определённому решению. Ты получишь отметку за поведение, которую, я надеюсь, запомнишь до конца своей жизни. Она называется „заслуживающий порицания“ и ставится буквой „Д“ в аттестате. И ещё одно… Встань!»

Эрик поднялся. Пожилой мужчина подошёл к нему с далеко отведённой назад правой рукой. Сразу ясно стало: готовится пощечина. Эрик перехватил за спиною правой рукой своё левое запястье. Тогда директор ударил. На удивление сильно.

«А сейчас исчезни с глаз моих, хулиган!» — крикнул он. Эрик выскочил из кабинета. У него голова пошла кругом. Выходит, его не исключили? Очевидно, нет. И осталось едва ли два месяца до свободы.

Но потом он неожиданно вспомнил самое важное. Вернулся к директорскому кабинету, постучал в открытую дверь.

«Ты?..»

«Да, я забыл. Письмо. Там ее адрес».

«Сейчас я последний раз говорю тебе: исчезни, — беспафосно произнес директор. — Письмо конфисковано. Повторяю: исчезни, прежде чем не испортил себе жизнь окончательно, мальчишка!»

Но на этом всё не закончилось.

После утренней молитвы на следующий день директор поднялся на кафедру священника и крикнул, чтобы Эрик встал. Потом он разразился десяти минутной проповедью, которую Эрик воспринял, главным образом, как шум в ушах. Единственная формулировка запечатлелась навсегда в его памяти:

«НЕ ПОДОБАЕТ ПАРНЯМ ИЗ ЩЕРНСБЕРГА ОБЩАТЬСЯ С РАБОЧЕЙ МОЛОДЁЖЬЮ».

Два дня спустя он получил заказное письмо от адвоката Экенгрена. Если бы оно не оказалось заказным и не было запечатано красной сургучной печатью, Эрик посчитал бы, что это обычное нытьё о слишком высоких счетах из школьного магазина. Но содержание оказалось удивительным.

Дорогой Эрик,

как твой адвокат и просто как человек я хотел бы уделить время фактической ситуации, точнее тому, как она выглядит с чисто формальной точки зрения. Другими словами, у меня нет никаких причин излагать какое-то особое мнение на твои личные отношения с известным персоналом столовой. Поскольку нет, похоже, никаких гарантий, что письмо в Щернсберге попадёт к правильному адресату, я предпочитаю сохранить свои соображения до более подходящего случая.

Согласно школьным правилам, которые я в качестве твоего адвоката в определённой части признал, пусть и без энтузиазма, сексуальные отношения с персоналом должны рассматриваться как проступок, за который обычно в качестве единственного наказания предусматривается исключение.

Между тем соответствующие правила сформулированы недостаточно ясно. Они гласят, что посещение так называемого здания персонала является конкретным деянием, которое расценивается как преступление. Но тогда можно, с одной стороны, апеллировать: тебя же не смогли уличить в данном конкретно описанном нарушении, упомянутом в правилах. С другой стороны, известная молодая дама настолько точна в формулировках, что никаких сомнений относительно характера твоих действий не может существовать.