Зло

— Благодарить будешь, когда с этого волчары получишь за всю масть. Помни, он человек не простой.

— Да и я не подарок.

— Это точно. Но если нужна волына, могу достать.

— Спасибо, я управлюсь.

— Ну смотри, — Золотой протянул руку, — фарту тебе, брат. Петро твою ксивенку и грев получил. Благодарит. Параша по зонам прошла, что Леня бровастый плох, значит, можно амнистию ждать, когда он деревянный бушлат наденет. Тогда и Петро увидим. Ну, бывай, бродяга.

Золотой повернулся и пошел к выходу. Он честно выполнил просьбу своего кента. Теперь дело за Боксером. Сможет — получит, не сможет — значит, так карта легла.

Ельцов переоделся, сел в машину и поехал на Сретенку, к дому, под крышей которого росло дерево.

Алена уехала на Рижское взморье договариваться насчет дома и должна была вернуться через день. А ночью у Ястреба прихватило сердце, он с трудом набрал номер, который ему оставили врачи, и они приехали минут через двадцать.

До утра он пролежал под капельницей.

— Завтра, как приедет жена, — сказал врач, — в больницу.

— Надолго? — опасливо спросил Ястреб.

— Недели на две.

— Долго-то как. — Ястреб прикинул, что дело с Филином затягивается.

— А жить хотите?

— Да не знаю.

— Тогда зачем нас вызывали? — Знакомый врач насмешливо посмотрел на него.

— От страха.

— Значит, хотите. Курить минимально и лежать. Если что, звоните, — посоветовал врач, пряча в карман стольник.

Ястреб заснул под утро и проспал до обеда. Встал, пошел на кухню, съел кусок колбасы, выпил стакан сока и опять лег. Телевизор смотреть не хотелось. Надоели ему рассказы о скором коммунизме. Он лежал, заложив руки за голову, и думал о том, как быстро кончилась жизнь. Он не надрывал организм наркотиками, конечно, никогда не синюшничал, курил, правда, много, а вот напугали — сигарету в руки взять неохота.

Пойти, что ли, в церковь? Но врач запретил уходить надолго из дому.

В прошлый раз он купил в храме маленькую картонную иконку и поставил ее под стекло в горку.

Ястреб встал, пошел в другую комнату, взял икону и вернулся в спальню. Лег, устроив икону напротив, и начал внимательно смотреть на нее. Лик Божьей Матери был спокоен и добр, она смотрела на Ястреба нарисованными глазами, и ему казалось, что взгляд ее был осуждающим.

Он мысленно начал упрашивать ее простить ему все, что он сделал плохого.

Божья Матерь глядела на него, она, конечно, слышала его исповедь, и Ястребу казалось, что глаза ее постепенно теплели.

Он и не заметил, как начал каяться вслух, вспоминая все, что было, даже самые мелкие пакости, сотворенные им.

Глаза Божьей Матери становились все ласковее, и он заснул.

— Это не замки, а фуфель, — сказал Махаон.

Он достал из кармана связку отмычек. Ковырнул в замке, и дверь открылась.

Ельцов шагнул через порог, почувствовал запах лекарств.

В комнатах было тихо.

— Нет его, — прошептал Ельцов.

— Ты прислушайся, — одними губами произнес Махаон.

Действительно, кто-то тяжело дышал в комнате рядом.

Они вошли и включили свет.

На постели лежал Ястреб. Лицо его было мокрым от пота, и дышал он тяжело и прерывисто. Его разбудил яркий свет, и когда он открыл глаза, то увидел двоих в кожаных куртках, стоящих у кровати.

Он подумал, что это сон, и опять закрыл глаза.

— Ты просыпайся, Ястреб, — услышал он до боли знакомый голос.

Беспорядочно и быстро заколотилось сердце. Ястреб сел на постели и спросил хрипло:

— Вы кто?

— Твоя смерть, — коротко ответил бородатый, и в его руке выщелкнулся нож-выкидуха.

— Ты что… Ты что…

А сердце падало куда-то, и вместе с ним срывался в темную пропасть и он.

А двое стояли рядом. Два ангела смерти.

— Вы кто? — теряя голос, просипел Ястреб.

Он не чувствовал своего сердца, и все происходящее стало ему безразличным. Один из вошедших снял темные очки и сказал знакомым голосом:

— Приглядись ко мне, Ястреб, внимательно смотри, вдруг узнаешь.

Он смотрел на этого человека, находил какие-то знакомые черты, но не мог их сложить в единый портрет.

— Значит, не узнаешь. Ну что ж, я тебе напомню. Ты почему, сука, долю моей сеструхе не отдал, когда твои волки позорные нас с Жориком к последней зоне везли?

И сложился портрет. Исказили борода и усы, и знакомое лицо с холодным прищуром светлых глаз смотрело на него.

— Махаон… Ты… Ты…

— Правильно понимаешь, я с того света к тебе пришел за всю масть получить.

— Махаон… Махаон, — повторял, раскачиваясь, Ястреб.

Страха не было, только полное безразличие ко всему овладело им.

— А его ты узнал? — кивнул на второго Махаон.

— Его… его… узнал.

— Вот и славно. Это же твои дружки упекли его на зону.

— Это не я, — тихо сказал Ястреб, — не я. Это Шорин.

Внутри его словно сломалось что-то. Чувство сопротивления ушло вместе с бешеным стуком сердца. Но даже это не пугало его.

— Вы пришли меня замочить?

— Если не сделаешь того, что мы хотим.

— Я отдам все бабки.

— Они нам до задницы.

— А что же вам надо?