В первое воскресенье ноября я стоял у окна на кухне и курил. Когда в мой двор въехал «уазик» дежурной части, я нисколько не удивился. Я подсознательно ждал катастрофы, и она произошла.
– Кого? – спросил я у водителя.
– Девчонку, лет шестнадцати, в семьдесят шестой школе задушили.
Двухэтажная восьмилетняя школа номер семьдесят шесть находилась в Кировском районе. Днем это была обычная общеобразовательная школа, а по вечерам ее двери открывались для рабочей молодежи. С введением десятилетнего образования семьдесят шестая школа так и осталась восьмилеткой – на большее число учеников старое здание не было рассчитано. Новую среднюю школу стали возводить через дорогу от старой. За первый год построили три этажа, и дело встало: деньги, предназначенные на окончание строительства, куда-то испарились. Оперативники из БХСС попытались найти их след, но председатель горисполкома велел не совать свой нос в городской бюджет, и парни из отдела Селезнева развели руками: «Как скажешь, барин! Деньги-то ваши, горсоветовские, вам их и тратить».
На входе в школу меня встретил полупьяный Клементьев.
– Андрюха! – Геннадий Александрович по-братски обнял меня и прошептал в ухо: – Это он, твой имитатор! Три сигаретки выпотрошенные оставил.
Я избавился от объятий нетрезвого коллеги и велел водителю увезти его в УВД:
– Сейчас сюда все начальство нагрянет, как увидят, в каком он состоянии, так визгу будет на весь двор!
– Андрюха, не боись! – по-пьяному самоуверенно заявил Клементьев. – Они ничего не поймут, а от Малышева я отбрешусь. В первый раз, что ли?
Я не стал разубеждать его и пошел наверх. По пути мне встретились пожилой мужчина и трясущаяся от страха немолодая женщина.
– Вы кто такие? – строго спросил я.
– Сторожа, – одновременно ответили они.
– Я сегодня заступила, – сказала женщина. – Пришла утром, а Михайловича нет. Двери в школу открыты, а его нигде нет. Пошла по кабинетам первого этажа, а он в мужском туалете лежит, признаков жизни не подает. Я – к телефону, а у него провода обрезаны. Пришлось выбежать на улицу и на помощь звать.
– В здании что, всего один телефон? – не поверил я.
– Телефоны еще есть, – объяснила женщина, – и ключи от всех кабинетов есть, да только на меня такой ужас напал, что я обо всем забыла и бросилась на улицу, где люди ходят. Потом уже подумала, что из директорской приемной можно было позвонить, а как увидела провода обрезанные, так обомлела, думаю: бандиты в школу пробрались, сейчас спустятся вниз и прирежут меня. Если они телефон обрезали, что им стоит человека ножичком пырнуть?
– А с вами что приключилось? – спросил я у мужика.
– В субботу я закрыл школу в шесть вечера, сделал поэтажный обход и сел в раздевалке книгу читать. Ночью все спокойно было. Наутро вышел в коридор, тут меня по голове и приложили чем-то тяжелым. Как я в туалете очутился, не помню. Наверное, меня в него преступники затащили.
– А ну, дыхни! – приказал я.
Сторож глубоко вдохнул, выдохнул в сторону и тихо сказал:
– Было дело, немного совсем. Никогда на работе не прикладывался, а тут черт дернул…
– Тебя черт дернул или бутылка неизвестно откуда взялась? – едва подавляя нарастающую с каждой минутой злость, спросил я. – Что ты на меня уставился? Бутылку с собой принес или в раздевалке нашел?
– С собой принес, – тихо-тихо ответил сторож.
– Когда ты уснул? Вспомни время, когда ты вырубился.
– Пошел обход делать… – неуверенно начал сторож.
Я даже дослушивать его не стал.
– Что ты мне врешь про обход! – закричал я. – Из-за тебя девчонку убили, а ты выгораживать себя взялся? Отвечай мне, во сколько ты уснул?
– Часов в двенадцать уже спал, – понурив голову, прошептал провинившийся субъект.
Я посмотрел по сторонам. Рядом, кроме сторожей и пьяного Клементьева, никого не было.
– Мать его! – завопил я на всю школу. – В этом балагане хоть один опер живой есть?
– А меня ты что, за опера не считаешь? – обиделся Геннадий Александрович.
На мой призыв из-за угла выскочили два оперативника из Кировского РОВД, за ними следом – Симонов и Фесенко из нашего управления.
– Андрей Николаевич, что случилось? – недоуменно хлопая ресницами, спросил Симонов.
– Ведите меня к покойнице! – велел я.
– Меня попросить не мог? – пробурчал за спиной Клементьев.
– Геннадий Александрович! – Я резко обернулся к коллеге и, никого не стесняясь, сказал: – Если у вас есть желание опозориться на весь город, то оставайтесь, а если не хотите под раздачу попасть, поезжайте в управление или домой. Сейчас областники сюда нагрянут, вы им как в глаза смотреть будете? Валите отсюда к чертовой матери, я тут один справлюсь!
Клементьев что-то недовольно забурчал, но я уже забыл про него и пошел на второй этаж.