– Вы сломали ему руку, – выдохнула она.
– Всего несколько пальцев.
Они вышли, плывя против волн подростков.
– Эти хулиганы – всего лишь дети. А вы взрослый человек. Неужели нельзя было обойтись без драки?
– Я бы только затянул канитель, и нас не отпустили бы с миром. Размахивая кулаками, они помечают территорию.
– Вы, видимо, хотели показать мне, какой вы крутой, избив парня, который меня оскорбил. Смею вас заверить, что не нуждаюсь в вашей защите.
Джерри рассмеялся:
– Мне хотя бы удалось убедить вас, что ваш монстр до сих пор на свободе?
– Не совсем. Но даже если и так, почему я должна позволить вам мутить воду и запутывать расследование?
– Потому что вы не можете мне помешать.
– Я могла бы заявить на вас в полицию за поджог фургона.
– Без единого свидетеля? Вы бы заставили меня потерять время, но не более того. Таким образом, у вас остается два варианта: либо уйдите и забудьте о моем существовании, либо помогите найти похитителя вашей племянницы. – Он взглянул на Франческу, откинув с глаз челку.
– Вы очень уверены в себе. Не знаю, откуда у вас такая самонадеянность.
– Во мне говорит опыт, тот самый, который подсказывает, что мне понадобится логистическая поддержка. Мне, иностранцу, приходится вышибать двери, которые вы могли бы открыть одним звонком. Я в любом случае до него доберусь, но для Амалы может оказаться слишком поздно.
– Ваши действия могут привести к катастрофе.
– Я позабочусь, чтобы этого не случилось. – Джерри ухмыльнулся. – Ну же, прыгайте на борт и исправляйте свою карму. Не нужно на меня так смотреть, евреи тоже в нее верят, и буддизм тут ни при чем. Мы называем это
– Моя карма меня вполне устраивает.
– Вы допустили, чтобы невиновного человека приговорили к пожизненному заключению.
– Я была неопытной стажеркой и сделала все возможное, чтобы его оправдали.
– Но все это время вы знали, что настоящий убийца остался на свободе. Иначе с чего бы вы вспомнили о нем, как только пропала ваша племянница? Ударим по рукам, и перестаньте оттягивать неизбежное.
Франческа вздохнула, поняв, что возмездие все-таки ее настигло. Ей повезло, у нее было тридцать лет благодати. Она хлопнула Джерри по ладони: как ни странно, его кожа была липкой от клея.
Амале не спалось. Ее немного лихорадило, но прежде всего она думала о послании, которое оставила в туалете. Что, если его найдет Орест? Возможно, он не слишком удивится или накажет ее, вживив ей в спину еще один трос. Амала знала, что возвращаться в уборную рискованно, тем более ночью, но ее не покидали мысли о том, кто может оказаться по ту сторону дыры. Она встала. Когда она направилась в центр подвала, светодиодные полосы тускло засветились. Датчик движения отключал их сразу же после того, как она проходила. Похоже, маньяк экономил на счетах.
Амала протиснулась в кабинку и приподняла турецкий унитаз ровно настолько, чтобы вытянуть конец нейлоновой нити, который каким-то чудом до сих пор оставался на месте. А вот камень, судя по весу, выпал. Закончив вытягивать нить, она почувствовала сильную вонь канализации и увидела, что записка все еще привязана к ее концу, хотя и покрыта густым слоем нечистот.
Узел был другим, а на бумаге остались грязные отпечатки пальцев. Запах был невыносимым, но Амала слишком волновалась, чтобы откладывать чтение на потом. Развернув свою записку, она увидела, что большая часть букв отклеилась, а на бумаге нечистотами выведены два слова:
Сожженный. Тридцать лет назад
Итала узнала о смерти Контини, когда ела пончик в пляжном кафе в Риччоне. В десять утра здесь уже было полно купальщиков, которые селились в прибрежных пансионах, пользуясь выгодными ценами низкого сезона. Старшеклассники вернулись в город к началу занятий, и остались в основном старики и дети, которые начинали вопить уже с раннего утра.
Итала выросла в приморском городке, но море так и не полюбила. Плавала она плохо, а от соли чесалась, словно ее одолевали блохи. На ней был слитный купальник, слишком тесный в бедрах, таких же красных, как и остальные открытые участки кожи – особенно спина, по которой от шеи до ягодиц расползлась солнечная эритема, напоминающая карту Сардинии. За одним из столиков сидел Чезаре, которого она привезла с собой на эти дни отдыха. Через пару дней он приобрел загар карамельного оттенка. Не обращая внимания на измятый комикс о Микки-Маусе, притащенный с собой, он бросал голубям кусочки булки.
Итала как раз заказала еще один кофе со льдом, когда динамики, установленные под перголой, прервали летний шлягер, который крутили по десять раз на дню, и мужской голос с тяжелым романьольским акцентом произнес ее имя: «Инспектор Итала Карузо, повторяю, инспектор Итала Карузо, вас просят к телефону». Он произнес это тем же тоном, каким обычно объявлял о потерявшихся детях.
– Мама, это же ты! – взволнованно воскликнул Чезаре.
Итале не осталось ничего иного, как под всеобщими взглядами подойти к стойке.