Она вернулась в Риччоне, чтобы забрать сына и свекровь, хотя последнюю охотно закопала бы на пляже. Мариэллу она усадила на заднее сиденье, где та принялась жаловаться при каждой выбоине и каждом порыве ветра, пока Итала пыталась безобидно поболтать с Чезаре, чья кожа приобрела цвет угля, а волосы выгорели до такой степени, что стали напоминать хрусталь.
Разговор не складывался, потому что Чезаре с бóльшим интересом играл в «Супермарио» на «Геймбое», с отчаянной скоростью разряжая батарейки. Только когда Мариэлла задремала, Итала настояла, чтобы он все-таки с ней поговорил.
– Неужели эта игра настолько увлекательна?
– Я хочу собрать все монетки, чтобы получить бонус.
– Зачем?
– Чтобы победить Рикардо, он тоже в нее играет. Мы созванивались на каникулах.
– А на что вы поспорили?
– Ни на что… – уклончиво ответил Чезаре.
– Правда?
– Ладно, тот, кто проиграет, должен прийти на уроки в трусах.
Итала вздрогнула:
– Только посмей, и я тебе такое устрою – мало не покажется!
– Если я проиграю и не сделаю этого, меня будут считать трусом.
– Скажи Рикардо, что я тебе запретила. Иначе я заберу у тебя эту штуковину, и ты ее больше не увидишь.
Чезаре замкнулся в упрямом молчании.
– Тебе не понять, потому что ты женщина, – сказал он наконец.
– Я твоя мать и все понимаю.
– Да-да… Как скажешь.
Сын ускользал от нее, словно кусок мыла.
– Слушай, а хочешь стать бойскаутом? По-моему, у них есть штаб рядом с домом бабушки.
– Нет, спасибо.
– Что, даже не попробуешь? У них полно ребят твоего возраста.
– Нет.
– Почему?
– Там одни гомики.
– Что за ерунда! Кто тебе такое сказал?
– Бабушка.
– Они ведь не все гомосексуалы…
– Сначала, может, и нет, но потом их учат сосать писюны.
«Дурная кровь, – в ужасе подумала Итала. – Дурная кровь». Сгоряча она залепила ему пощечину и не своим голосом закричала:
– Чтобы я больше такого не слышала! В кого ты превратился? В малолетнего преступника! Хочешь попасть в исправительную колонию?
Чезаре потерял свою крутость и разрыдался. Мариэлла проснулась и, естественно, заступилась за внука. В конце концов они с Чезаре поменялись местами, и остаток пути прошел в ледяном молчании. На подъезде к Кастельветро Мариэлла серьезным тоном спросила:
– У тебя стресс? Проблемы на работе? А может, на обеих работах?
– Нет. И это не твоего ума дело.
– Как раз таки моего. Если денег начнет не хватать по той причине, что ты вляпалась в неприятности, это станет проблемой. Ты знаешь, что я не смогу заниматься им в одиночку.
– Мы это уже обсуждали. Он может жить со мной.
Свекровь покачала головой:
– Мальчик должен идти по пути истинному.
– Он даже не знает, где его дом.
– Если хочешь, чтобы тебя уважали, иначе нельзя. Хочешь сделать из него жертву?
– Я просто хочу, чтобы он вырос хорошим человеком.
В голос Мариэллы вернулся сарказм.
– Как его мать? – спросила она с наигранным смешком.
– Уж точно не как бабушка. Что хорошего ты сделала в жизни? Кроме того, что вымогаешь у меня деньги.
– Я держу тебя в узде, вот что я делаю. Прежде чем ехать домой, заглянем в супермаркет. Мне нужны кое-какие продукты. Само собой, платишь ты.
В следующие два дня Итала не глядя подписала сотню отчетов; постепенно она перестала изводить себя мыслями о Мацце и Марии и почувствовала себя достаточно спокойно, чтобы принять агента Бруни, недавно переведенного под ее начало, который совершил свой первый проступок.
Бруни, тридцатипятилетнего мужчину со сплющенным носом и козлиной бородкой, уже дважды отстраняли и столько же раз разжаловали. Чудо, что он все еще носил форму.
– Сколько времени ты уже числишься в отделе? – спросила его Итала, прекрасно зная ответ.
– Примерно два месяца, госпожа инспектор.
– Тогда почему мне говорят, что ты не желаешь работать? Что ты бездельник?
– Это неправда, просто я еще осваиваюсь. Я немного медленно набираю обороты…
Итала научилась обращаться с такими полицейскими еще во время своего первого назначения, поэтому посмотрела на него без всякого выражения.
– Ты уже чересчур освоился, если требуешь деньги со своего сослуживца из другого отдела. За то, чтобы в ускоренном порядке оформить ему разрешение на ношение оружия.
– Да это ведь не для него, а для его друга.
– Сейчас же иди и верни их ему. Скажи, что пошутил, или еще что-нибудь в этом роде.
Бруни оторопел:
– Госпожа инспектор, я не понимаю… Здесь все подхалтуривают, а мне нельзя?
– Все подхалтуривают? Что это значит?
– Издеваетесь? У вас весь кабинет завален коробками с барахлом, – едва ли не с возмущением ответил Бруни.
– Барахлом? Ты имеешь в виду посылки, которые мы готовим для сирот?
– Да, как же.
– Твои обвинения очень серьезны. Ты должен написать рапорт и донести на меня комиссару.
На лице ее подчиненного впервые отразилось беспокойство.
– Послушайте, я говорил это не потому, что хочу быть стукачом. Я не хочу, чтобы коллеги плевали мне в лицо.
– Ты подошел к этому очень близко.
– Честное слово, мне не нужны неприятности, это вы…