Зло побеждает зло

Способность адекватно воспринимать действительность вернулись ко мне только при виде мальчишки-газетчика, который радостно приплясывал неподалеку от бурлящей бывшими и будущими пассажирами трамвайной остановки:

— Наш-ли! Наш-ли! Наш-ли!

— Держи, — броском пятачка я сбил дьявольский ритм.

Искать повод радости маленького паршивца долго не пришлось — Блюмкинская харя и правда красовалась на первом развороте "Правды", прямо под набранным огромным кеглем заголовком "Убийца найден".

— В-в-ыжил?! — голос заглянувшей в газету Саши предательски дрогнул.

В ответ я скороговоркой пробормотал первую ухваченную фразу:

— Подлые и трусливые убийцы надеялись уйти от справедливого возмездия. Но враги народа как всегда просчитались. Наши чекисты днем и ночью на страже мирного труда советских людей…

Дальше читали вместе.

Если слить мутную воду площадной брани, славословия и обещаний безжалостно покарать извергов, то в сухом остатке оставалось до смешного мало. А именно, герои с чистым сердцем и горячими руками мистически, но совершенно точно определили личность убийцы, у которого при себе оказалось не много ни мало, а приговор товарищу Сталину от имени боевой организации левых эсэров. Блюмкин еще и подписался настоящим именем. Текст послания приводился не весь, однако фотокопия фрагмента не оставляла сомнений в авторстве.

— Безумие какое-то, — моя спутница потрясла головой в попытке разогнать морок.

— Медицина тут бессильна, — подтвердил я. — Хотя…

Перед глазами встала картина недавнего прошлого: летящая жестянка с остатками керосина, лопающаяся под ударами топоров дверь флигеля, и рядом с ней, на аккуратном деревянном колышке, извозчичий кафтан. Пропахший лошадиным потом и навозом долгополый наряд наш эстет-ренегат стаскивал при первой же возможности, а после не тащил как принято в прикроватный угол, а оставлял у выхода — как можно дальше от своего чувствительного носа.

— Ворье! — я простонал короткое слово так громко, что ползущая мимо компания крестьянок шарахнулась в сторону. — Когда только успел?!

— Кто?

— Сосед наш! Тот торопыга, что едва меня за ногу не поймал. Ведь уже полыхало вовсю, у него сущие секунды были. Небось вытаскивать Яшку сквозь проломанные филенки и пробовать не стал, зато прихватить что плохо лежит, это святое. Инстинкт! Стаж!

— Да объясни все толком! — вспылила Саша.

— Украли блюмкинский кафтан из нашего флигеля, а там в кармане, я не сомневаюсь, лежало письмо-приговор. После пожара участковый на угольки пришкандыбал, вытряс из очевидцев вещдок. Или же соседушки сами бумагу нашли и сдали от греха подальше, тут нам никакой разницы нет. Дальше все просто, мент позвали чекистов, те на радостях через мелкое сито просеяли пепел, вытащили стальные челюсти, дырявый череп и силикатный кирпич, что у гада лежал заместо ума, чести и совести. С такой фактурой даже на трибуну съезда подняться не стыдно, не то что в газетке материальчик тиснуть.

— Очень уж он хотел в "Правду" попасть, — задумчиво покрутила в руках лист газеты Саша.

— Мечты сбываются, — проворчал я. — Прохвост так жаждал славы, что запасся прокламацией на случай ареста. Он же с ней не просто дешевый киллер, а высокоидейный борец с термидорианской контрреволюцией. Заодно старым дружкам-эсерам отомстил. Там дело наверняка до расстрелов дойдет, если еще есть кого.

— Посмертное проклятье, прямо как у фараона, — нервно хихикнула моя спутница.

Эсэров она любит немногим сильнее чем большевиков, зато древнюю мистику очень уважает.[194] Даже успела у меня поинтересоваться, не случалось ли в будущем чего-то похожего на цепочку необъяснимых смертей, преследующих расхитителей египетских гробниц.

Тем более удивительно мужество — его хватает на шутки. Мое чувство юмора, и без того аховое, спряталось от проблем где-то глубоко, в норку между депрессией и паранойей. Есть с чего. Какое там путешествие в Одессу! Какая надежда на углубление романтической составляющей наших с Сашей отношений в комфорте и неге СВПС?! Впору идти сдаваться в Большой театр, на съезд. Там хоть какой-то шанс есть!

Присесть бы куда-нибудь, привести в порядок мысли. Разум подсказывал — во всем городе не найти места безопаснее, чем в эпицентре привокзальной толчеи. Но всю жизнь не простоишь, да и нервы не железные. Поэтому я колебался недолго — подхватил Сашу под руку, увлекая ее в сторону самого плотного людского потока, наискосок, через усыпанную лошадиными орехам площадь.