Зло побеждает зло

Работа герра Гольдберга заняла почти неделю — сгоряча я не учел "камешки", требующие к себе вдумчивого подхода. За это время мне удалось отоспаться в близлежащем отеле, до неприличия отъесться в ресторанчике, даже закрутить коротенький роман с очаровательной продавщицей из молочной лавки. Увы, дело не пошло дальше посещения кинематографа и поцелуев при Луне. Не помогли сережки с красненьким камешками, девушке настоятельно требовалось колечко… увы, спокойная семейная жизнь покуда меня не прельщает. Зато получилось досконально изучить страшный рояль-комбайн местного тапера, при помощи которого он не только наигрывал подходящий сюжету мотивчик, но и умудрялся воспроизводить звуки ударов, шагов, дождя, ветра, грохот выстрелов и прочие полезные штуки.

Кроме того, на дне сейфовой коробки обнаружился пяток замусоленных бумажек с датами из начала 20-х годов; по всей видимости — расписок в получении денег. Наверно, они что-то значили для чекистов, но меня суммы не впечатлили, жалкие десятки, максимум первые сотни долларов или фунтов. Фамилии ничего не говорили, и я решил избавиться от дешевого компромата самым примитивным образом. Сложил в конверт, надписал — депутату Рейхстага герру Брюнингу. Внутрь добавил краткую записку — "благодарю за науку игры в Скат! Умоляю вас, берегитесь герра Гитлера, это не человек, а настоящее чудовище". Запечатал и кинул в ближайший почтовый ящик.

… Итог оценки внушал сдержанный оптимизм — почти двадцать тысяч долларов! Да с эдакими бабками можно нанять не один десяток эмигрантов-боевиков с опытом партизанских действий в окрестностях Петербурга!

Но потом, все потом. Сейчас вагон первого класса уносил меня на юг, в снежную горную Баварию. Не зря же, в конце концов, жадные финские юристы содрали с меня полсотни марок аванса за резервирование меблированного номера в одном из пансионатов курортного городка Берхтесгаден. Альпы зовут! И пусть история всего мира подождет — хотя бы пару недель!

2. Война войной, но обед по расписанию

Москва, апрель 1930 года (три месяца до р.н. м)

Мне не нравился этот город в 21-ом веке, еще менее он симпатичен сейчас. Чем ближе к центру, тем сильнее подавляет хлещущая через край энергия. А уж на самой Тверской… Тяжело даже дышать — воздух стянут в тугой жгут токами быстро мелькающих событий.

Все одновременно и сразу.

Пущенный неуклюжим галопом тяжеловоз с пустой грохочущей телегой. Энергичные тычки локтями под ребра в плотном потоке идущих по тротуару мужчин и женщин. Кучер, бешеным матом нахлестывающий впряженную в груженые сани лошадь. Смешной самодельный автобус, смахивающий на гибрид детской коляски и списанного в Париже грузовика. Стайка низкорослой шпаны, с невероятной ловкостью сквозящая за добычей между пешеходов. Вонючие конские яблоки. Норовящие попасть под ноги серые булки вывороченной из мостовой брусчатки. Чьи-то расквашенные футбольные башмаки, суть кроссовки 20-х годов, давящие нежную кожу моих немецких туфлей…

Ручку двери в "Гастроном N1", он же "Елисеевский", а еще точнее "Инснаб",[18] я рванул на себя как пилот сбитого самолета — рычаг катапульты.

Но мало наглухо заколотить витрины магазина, продуктовый рай требует охраны от голодных советских глаз. Поэтому вместо уходящих к горизонту витрин меня встретил маленький, костлявый и крайне недоброжелательный охранник. Для неискушенного в социалистических реалиях иностранца — суть обычный швейцар, но меня не ввести в заблуждение дежурной улыбкой; презрительный прищур с головой выдает профессионального борца с контрреволюцией.

Колючая приветственная фраза не оставила места сомнениям:

— Ваш пропуск!

Не зря же на мне надет лучший импортный костюм?!

— Is it the store? Ahem… Sir?

— Сюда токмо по книжке иностранца, — тон чекиста враз упал с требовательного до просительного.

— Don’t get me wrong but your foolish rules make me crazy! — искренне возмутился я в ответ.

Заодно нахмурился и отрепетированным движением перекатил чуть дымящуюся сигару из правого уголка рта в левый.

— Господин… Может имеется какой документик? — искательно забормотал магазиноохранитель.

— Oh, shucks!

— Не положено…

— OK! — во все тридцать два зуба улыбнулся я, и смело шагнул вперед.

Удержать меня, само собой, никто не пытался. По старой, еще портовой памяти кинул за спину обидное:

— Screw you when you bent over!

И невольно растянул губы в дружелюбной "американской" гримасе. Смешное все же отношение к иностранцем в СССР — их вроде как ненавидят, но в то же самое время раболепно боятся.