Зло побеждает зло

За неимением гербовой… хорошо хоть цель у нас общая: сделать Россию самой лучшей в мире страной. Свободной, богатой, красивой, безопасной, причем не для вождей и партии, — но для всех людей. Так достойно и так — правильно! Пусть с червоточинкой — вдобавок к «большому» Михаил упорно старался не забыть про себя, любимого. Но тут не мне морализировать — сам грешен.

Времени на согласование позиций ушло немного, часа четыре. Причем основная часть ругани и криков пришлась именно на использование плюшек послезнания. С меня же хватило малого — торжественно обещания коллег-заговорщиков толкать политический курс по возможности вправо, насколько получится без конфликтов с партийным руководством; людей советских стараться всеми силами беречь, голодом не морить и тем более, на Соловки не посылать. В остальном — пусть все идет как идет. Будущее нового мира и без того слишком сложно для прогноза.

Зато Бабель с Кольцовым отрывались по-полной: делили будущую славу до полуночи. Бестолково, мелочно, зато теперь я абсолютно спокоен — посторонние в тайну не проникнут. Хватило бы самим литераторам…

Завершенный протокол первого заседания тайного общества сгорел в печке. Но сделанные тайком фотографии — остались в смартфоне. Засыпая, я со счастливой улыбкой представлял распечатки в витрине музея. Специального зала главного музея столицы новой великой России.

Эпилог. Черные корабли

Москва, февраль 1931, (восьмой месяц с р.н.м.)

Мы поднимаемся по черной лестнице, парадное не про нас. Перила марают рукавицу застарелой ржой, в потемках я этого не вижу, но знаю точно — буржуйки освобожденного пролетариата сожрали деревянные поручни еще в девятнадцатом. Пятый… осталось два.

— Осторожнее! — заранее предупреждаю я Сашу.

— Помню, — задорно смеется в ответ она.

Окна на шестом этаже нет, неделю назад пьяный в хлам идиот с разбега вынес раму вон. Теперь в щербатом проеме среди серебряного тумана звезд плавает Луна. Ее ленивый свет неторопливо гаснет во тьме колодца мрачных стен. Воздух мертв — голуби и вороны улетели из Москвы. Ругнувшись, я сплюнул вниз, в далекую смердящую кучу вываренных лошадиных ребер, селедочных хвостов и картофельной шелухи. Негодяи, проживающие поблизости от звезд, теперь выворачивают мусор прямо сюда.

— Пойдем скорее, — торопит меня девушка. — Дверь верно опять примерзла, мне одной не открыть.

— А в Берхтесгадене сейчас скийорингом[254] балуются, — невпопад отзываюсь я. — Самый сезон.

Дверь в квартиру и правда не поддается, влажный теплый воздух человеческого жилья нарастил на ней тяжелую шубу из белых ледяных иголок. Но я сильнее.

— Посвети…

Саша уже зажгла трепетный огонек стеаринового огарка. В его неровном свет мы продираемся к своей двери через заваленный соседским барахлом коридорчик. Обидно — электричество в доме есть, но вкручивать исправную лампочку бесполезно — всенепременно сопрут и пропьют. И ладно бы только это! Недоглядишь — инспектор с электростанции увидит пустой, не оклеенный бумажкой с печатью патрон да впаяет немалый штраф. Логика советская — обязанность платить по счетчику сама по себе, категорический запрет подключать мощные устройства, типа утюгов и плиток — сам по себе. Меня, как электрика, потуги контролеров смешат, но покуда население боится темных сил электричества — они все же действуют.

Комната за двумя замками. Noblesse oblige — по местным меркам мы богачи. Ключи, три поворота на одном, два на другом. Еще один поворот — но уже бакелитовой крутилки выключателя, и в глаза бьет ослепительный свет двадцати пяти ваттной лампочки. Ура! Мы наконец-то дома!

Конец второй части. Окончание следует!

^{Екатеринбург-Рига, 2016–2017}