Злобные чугунные небеса

Прекрасная возможность раздобыть наличность, если она мне вдруг срочно понадобится!

Надо подумать, не наступила ли пора менять занятие. Почему бы мне не стать, например, невидимым карманником?

Комната вдруг наполнилась телепатическим шорохом. Это было похоже на шум, который производит трескающийся речной лед. Дохлому партнеру моя идея явно пришлась не по вкусу. Даже несмотря на то, что предположение было сделано в шутливой форме.

Я стал размышлять, как, покончив с дневными заботами, заскочу в таверну, где собираются ветераны морской пехоты, чтобы при случае стряхнуть пыль с иных, не столь выдающихся, как они, смертных. Или загляну в другое местечко бросить взгляд на изящную женскую лодыжку.

«Ничего подобного, Гаррет, я не допущу. Никаких утех – ни духовных, ни плотских. Во всяком случае, до тех пор, пока ты не найдешь нить, которую я стану разматывать, пока ты будешь подтверждать свою репутацию грубого, распутного и вообще никчемного существа».

И он, увы, снова был прав.

22

Вначале я заскочил в конюшню к Плеймету, который должен был рассказать мне, как отыскать семейство Кипа.

– Не знаю, пойдет ли это на пользу, – ответил Плеймет, когда я объяснил ему, что мне надо. – Могу гарантировать, что его мать ничего полезного не знает. Если бы знала, где его искать, то была бы уже там и таскала эльфов за уши до тех пор, пока они ей все не выложат.

– Но у них, как мы знаем, ушей нет.

– Это может свидетельствовать о том, что они уже успели побывать в лапах Кайен Проуз.

– Похоже, случай действительно тяжелый.

– Весьма решительная мамаша. Но только, когда дело касается ее деток. Во всем остальном она ничем не отличается от обычной вдовы, тяжким трудом зарабатывающей на жизнь своей семьи.

Таких, как Кайен Проуз, в Танфере пруд пруди, хотя в последние самые кровавые годы войны, Корона, дабы не плодить вдов, стремилась призывать под свои знамена в основном молодых людей.

– Хм… Возможно, я чего-то недослышал, но вчера ты не упоминал, что она – вдовица.

Плеймет посмотрел на меня так, словно не верил, что сын мамы Гаррет может оказаться настолько тупым. Слово «вдова» в Танфере частенько служит эвфемизмом, призванным заменить понятие «мать-одиночка».

– Она не склонна хвастать тем, что имеет трех детей от трех разных отцов, один из которых, вероятно, живет на Холме. Впрочем, двое папочек действительно мертвы. Да и волшебник к этому времени мог тоже отдать концы. Последний раз его видели на борту грузового судна, когда оно выходило из порта Танфера. Кип в то время был еще в утробе матери.

«Лейтмарк» – так назывался корабль – не добрался до Фулл-Харбора.

– Пираты?

– Сейчас это уже не Имеет значения, – пожал плечами Плеймет. – Кайен не везло с мужиками. Они или помирали, или сбегали. Но она сохраняла железный оптимизм и продолжала попытки. Когда Кип появился у меня, я убедил ее потратиться на то, чтобы исключить очередную беременность.

Хотя бы ради детишек.

– Кажется, ты и сам питаешь теплые чувства к семейству Проуз.

– Мне нравятся ее дети. С учетом условий, в которых ребята росли, они оказались очень славными созданиями. А сама Кайен – достойная женщина, не заслужившая тех страданий, что выпали на ее долю. Но она постоянно навлекает на себя несчастья.

– Синдром саморазрушения, стало быть? – спросил я, думая о своей жизни.

– Определенно. Но главным образом в сфере, имеющей отношение к мужчинам. Она отвергает всех, кто мог бы относиться к ней хорошо, и привечает злодеев, которые над ней издеваются.

Мне показалось, что в его голосе прозвучала нотка разочарования. Но если и так, то прозвучала она слабо, и эту тему я решил не развивать.

Со временем я узнаю все о Кайен и о своем приятеле Плеймете, а сейчас мне предстоит всего лишь выяснить, как они поведут себя при встрече.

23

Выйдя из конюшни Плеймета, мы прошли с полмили по направлению к реке и, обогнув квартал Непорочного идиота, вышли к портняжной округе. По площади портняжная округа немного уступает Непорочному идиоту, и где-то на ее окраине мы и нашли мамочку Кипа.

Кайен Проуз занималась портняжной работой в крошечном кооперативе. Работа шла двадцать четыре часа в сутки, и вели ее в несколько смен женщины, общественное положение которых было примерно одинаковым. Всех отличала крайняя бедность, все были обременены детьми и при этом не имели ни мужей, ни профессий. За большинством из них тянулся длинный шлейф лет, что не позволяло успешно выступать на ниве проституции или платного танца. Обстановка в заведении была крайне удручающей, мне казалось, что даже стены тут пропитаны отчаянием.