Оттого СМИ каждый месяц устраивали раздолье. Они прозвали меня Безразличным Киллианом, подчеркивая, что я любил быстрые машины и не состоял ни в одной благотворительной организации. А еще без конца тиражировали одну и ту же историю о том, как я отклонил предложение попасть на обложку финансового журнала наряду с другими мировыми миллиардерами из-за того, что все они (кроме Безоса) были далеки от моей группы налогоплательщиков.
– Почти, милый. – Сейлор похлопала Хантера по руке. – Социопаты. Мы называем таких людей, как твой брат, социопатами.
– Так вот оно что. – Хантер щелкнул пальцами. – И правда вдыхает смерть в окружающее пространство.
– Ну-ну! – Джейн Фитцпатрик, она же дражайшая матушка, пыталась унять споры. – Мы все взволнованы пополнением в семействе. Мой самый первый внук. – Она сцепила руки, мечтательно глядя вдаль. – Надеюсь, первый из многих.
Вот уж сильно сказано для той, у кого материнский инстинкт, как у кальмара.
– Не волнуйся, ма, я намерен оплодотворять свою жену столько раз, сколько она мне позволит. – Хантер подмигнул своей рыжеволосой жене.
Мой брат был образцовым любителем переборщить с лишней информацией. И, возможно, обладателем лобковых вшей.
От приступа рвоты меня сейчас сдерживало только то, что ради него не стоило понапрасну тратить еду.
– Боже, я так завидую, Сейл! Мне не терпится стать матерью. – Эш подперла подбородок рукой и издала мечтательный вздох.
– Ты будешь прекрасной матерью. – Сейлор потянулась через стол и сжала ее руку.
– За ваших с твоим свояком воображаемых детей. – Хантер бросил в рот кусочек жареного картофеля и принялся жевать.
Эш вся покраснела. Впервые с начала ужина я испытал легкое изумление. Моя сестра питала безнадежную одержимость Сэмом Бреннаном, старшим братом Сейлор и парнем, который работал на меня по контракту.
То обстоятельство, что она была тихоней, а он современным доном Карлеоне, нисколько ее не смущало.
– Ну а ты,
Мое прозвище в переводе с ирландского гаэльского означало «мой золотой». Я был пресловутым современным Мидасом, который превращал все, к чему прикасался, в золото. Сформированное и отлитое в его руках. Впрочем, судя по тому, что с момента вступления в должность генерального директора, я не принес отцу ничего, кроме дурных статей в прессе, я уже не был уверен, что это прозвище мне подходит.
Дело было вовсе не в моей работе. В «Королевских трубопроводах» не было никого, кто мог превзойти меня навыками, знаниями или чутьем. Но я был бездушным, бесстрастным человеком. Противоположностью предводителя рода, которого люди хотели видеть во главе компании, ежедневно уничтожавшей тропические леса и лишавшей мать-природу ее естественных ресурсов.
– А что я? – Я нарезал лосося на равные крошечные кусочки. Мое обсессивно-компульсивное расстройство[10] становилось более заметным, когда я оказывался под давлением. Выполнение каких-либо ритуалов давало мне чувство контроля.
– Когда ты подаришь мне внуков?
– Предлагаю задать этот вопрос моей жене.
– У тебя нет жены.
– Видимо, детей в обозримом будущем у меня тоже не будет. Если только ты не относишься непредвзято к случайно зачатым внебрачным отпрыскам.
– Только через мой труп, – процедил отец.
– Когда вы объявите о беременности публично? –
– Не раньше, чем в конце второго триместра, – подхватила Сейлор, бережно опустив ладонь на живот. – Мой акушер-гинеколог предупредила, что первый триместр самый сложный. К тому же это плохая примета.
– Но хороший заголовок для «Королевских трубопроводов». – Отец задумчиво потер подбородок. – В особенности после демонстрации «Зеленой жизни» и идиотки, которая умудрилась сломать обе ноги. Пресса крепко ухватилась за эту историю.
Я устал об этом слушать. Можно подумать, «Королевские трубопроводы» имели отношение к тому, что какая-то тупица решила залезть на памятник моему деду на самой оживленной площади Бостона с рупором в руке и свалилась оттуда.
– Последнюю пару лет
Я положил приборы на стол, борясь с тиком в челюсти, и опустил руки под стол, чтобы снова похрустеть костяшками пальцев.
– Ты хочешь назначить моего двадцатисемилетнего брата главой «Королевских трубопроводов» только потому, что он сумел обрюхатить свою жену? – поинтересовался я ровным, спокойным голосом.