Злодей в подарочной упаковке

Она вышла из машины и уселась на единственную свободную лавочку недалеко от машины. Лавочка была завалена снегом, хотя дворники убирались тут очень часто, но не добросовестно, поэтому дворик больницы был чистым только местами. По аллейке, переговариваясь, бродили больные, было немного шумно, так как на соседней лавочке вели громкую беседу две пациентки этой же больницы, вышедшие на прогулку после обеда.

Оставив Маринку в такой компании, я сразу же подошла к заляпанному корешками справок окошку регистратуры, заметив, что дежурит уже другая медсестра, а не та, которая разговаривала со мной ранним утром.

— Извините, я родственница Юроковой Валерии Константиновны из седьмой палаты. Она лежит после аварии, — сообщила я, в очередной раз сказав неправду: без небольшой доли лжи в нашей профессии никуда не денешься.

Медсестра сверилась с записями в журнале и ответила:

— Да, есть такая. Только у нее в палате сейчас уже находится одна родственница, мать, кажется; по-моему, она за ней ухаживает.

— А мне можно пройти к Валерии? — скромно поинтересовалась я. — Я как только узнала о трагедии, так сразу же и приехала из деревни.

— Если только недолго, то можно, — разрешила медсестра и указала рукой на палату.

К двери я подошла одновременно с неожиданно подскочившим врачом. Молодой невысокий мужчина в белом халате схватился первым за ручку двери:

— Вы куда?

— Я родственница Валерии Константиновны Юроковой, которая находится в этой палате. Приехала ее навестить. Из деревни, — объяснила я.

— Вы знаете, к ней нельзя, — предупредил меня врач. — Она в очень плохом состоянии, поэтому лишний раз утомлять ее не стоит. Травмы достаточно серьезные, поэтому она постоянно принимает обезболивающее и снотворное, чтобы лишний раз не нервничать. Вы знаете, ничто так не способствует выздоровлению, как спокойное состояние души, ну и тела, конечно же!

Я откровенно расстроилась и практически не слышала последних фраз доктора, отражающих его взгляды на современную медицину. Разговор с Валерией не состоится, это ясно, но зато можно поговорить с ее матерью.

— Извините, пожалуйста, а могу я тогда вызвать Анастасию Павловну, которая сейчас находится в палате? — спросила я разрешения у врача, перебивая его эмоциональный монолог. — Это мать девушки.

— Хорошо, сейчас ее позову, — согласился врач, немного поморщившись и сожалея, видимо, о том, что я не соизволила выслушать его.

Через минуту передо мной стояла пожилая, немного сутулившаяся женщина в домашнем халате, накинутом на обычную одежду, с приятными чертами лица и глазами, хоть и печальными, но добрыми.

— Я хотела бы поговорить с вашей дочерью, — начала я. — Она может мне помочь разыскать одного нашего общего знакомого.

— Может быть, сейчас не время да и не место разговаривать с Лерой, — заметила женщина, но в интонации, с которой она произнесла эту фразу, не было ни оскорбительных, ни грубых ноток.

— У меня такое положение, что обратиться не к кому, — объяснила я. — Очень сочувствую, что Лера попала в такую ситуацию. Но мне просто необходима ее помощь. Конечно же, я не собираюсь ее сейчас будить. Может быть, вы мне поможете… Не знаете ли вы среди ее друзей молодого человека Корандина Дмитрия?

— Думаю, вам следует переговорить об этом только с самой Лерой, а не со мной, — немного подумав, сказала Анастасия Павловна. — Лера очень скромная девушка, она никогда ничего не рассказывала нам о своих друзьях. А я человека с такой фамилией не знаю, по крайней мере Лера ничего о нем не говорила… Да и вообще, с молодыми людьми она предпочитает не общаться.

— А человека на этой фотографии вы случайно не знаете? — я показала Анастасии Павловне снимок, который мы взяли у Татьяны.

— Это и есть Корандин Дмитрий? — спросила женщина, бросив взгляд на фотографию.

— Да, это он, — подтвердила я, считая, что не догадаться в такой ситуации, что это именно Дмитрий, сложно.

Анастасия Павловна пригляделась к изображенному на снимке молодому человеку, покачала головой.

— Нет, я не знаю его, и Лера ничего о нем не рассказывала. Но девушка, соседка Леры по палате, говорила, что, когда дочку привезли, она бормотала именно это имя и все звала: «Мама! Мама!»

Женщина отвернулась в сторону, сдерживая слезы, но это у нее с трудом получалось, поэтому я решила, что беспокоить ее больше не стоит.

— Как чувствует себя ваша дочь? — участливо поинтересовалась я.

— Ой, и не знаю. Вроде бы не жалуется, что что-то болит, — вздохнув, сказала женщина. — И пока только спит. Наверное, от лекарств.

Я попрощалась с ней и прошла мимо медсестры, которую в этот момент отчитывал врач за то, что она пропустила в палату к тяжелобольному пациенту родственников. Поэтому спустилась к Маринке, даже не попрощавшись с врачом и медсестрой.

— Три минуты штрафные, — отметила она, скорчив обиженную мину.

— Прости, зато теперь я от тебя — ни на шаг и тебя никуда не отпущу, — извинилась я и пригласила подругу в машину.