Злодейка

– Не могу уразуметь, о чем толкует ваше благородие! – с лицемерным непониманием пожал плечами Кондратий.

– О чем, о чем! А что ты вытворял у тела покойника, руку мою хватал, подлец, шептал заговоры всякие! – закричал Сердюков, потеряв всякое терпение.

– Смею заметить, не заговор это, а особое заклятие. Оно злую силу собирало, чтобы вам она показалась, сила эта, убийца, то есть.

– Не понимаю, что ты несешь! Как ты мог показать мне убийцу?

– А разве вам никакого видения не было, не узрели вы душегубца, – он помялся, – неким… необычным способом?

– Узрел, черт бы тебя побрал, узрел! – с отчаянием выдохнул Сердюков.

– Позвольте осведомиться, господин следователь, а что вы увидели особенного?

В голосе колдуна уже не было ни тени скоморошества. Сейчас он напоминал доктора, выпытывающего у пациента необычные симптомы.

– Во мне поселился Прозоров, – глухо произнес Константин Митрофанович и сам удивился тому, что сказал подобное вслух.

Казалось, Кондратий удивился. Он озадаченно помолчал и поскреб грязной лапой спутавшуюся бороду.

– Никак, господин маг, ошибочка вышла, не то наколдовали, а?

Следователя стал разбирать нервный смех.

– Погодите, погодите! Не до смеху! Говорил он вам что-нибудь или знаки, может, какие подавал?

– Кто? Покойник?

Следователь снова очень живо вспомнил все сладостные ощущения, которые он испытал рядом с «женой».

Избегая ярких подробностей, он рассказал Кондратию о своих странных видениях.

– Вот видите, ваше благородие! А вы мне не верили! Не верили, что Кондратий на пути к величию, как повелитель зла!

– Да делать-то теперь что с этим, повелитель зла? – застонал следователь.

– Ждать! Ждать! Он сам знак даст, что делать. Он через вас справедливость найдет. Злодеев накажет, душа его и успокоится!

– Так ведь нет убийцы-то! Сам ведь он умер, сам! Никто его не отравлял!

– А слово? Разве слово не яд? И разве измена, предательство не подобны кинжалу для ранимой души и больного сердца?

Сердюков потерял дар речи. Он не предполагал в собеседнике такого осмысленного отношения к человеческой сущности.

– А мне-то теперь, мне самому, что делать?

Ведь я не могу быть и Прозоровым, и самим собой одновременно!

– А ведь не худо, грешным делом, и покойничком побыть в некоторые моменты? – хитро ощерился колдун.

Сердюков непроизвольно порозовел, словно тот подсматривал его сокровенные мысли.

– Вы не волнуйтесь, ваше благородие, худого ничего для вас не будет. Ведь вы не делали плохого Платону Петровичу при жизни, и так он вас и не обидит. Честно говоря, я немного другое предполагал. Но ведь я еще учусь! Совершенству нет предела!

Н он принялся было рассуждать еще о своих потенциальных возможностях укрощения разных сил, но Сердюков уже изнемогал и отослал его прочь.

Через несколько дней, слегка придя в себя от пережитого, он собрался с духом и сам пошел в камеру, где находилась вдова Прозорова. Несчастная, завидев насильника, заскулила точно побитый щенок и пыталась забиться в угол камеры. Это жуткое зрелище поразило Сердюкова, слишком ярок был контраст между роскошной ухоженной рыжеволосой красоткой и этим насмерть перепуганным замученным существом.

– Прошу вас, пожалуйста, не бойтесь меня!

Я не сделаю вам ничего худого! Я сам себя боюсь!

Она продолжала недоверчиво сверкать на него глазами из своего угла, сжавшись там в комок. Следователь отметил, что платье арестантки стало грязным, волосы спутались и висели клочьями.

– Повторяю, не бойтесь, выслушайте меня, мне нужна ваша помощь!

– Разве с вами что-то произошло? Чем же я могу вам помочь, сидя в камере, куда вы же меня и заключили! – ответила Марго.

– Вы знаете, о чем я говорю. Там, в кабинете! Неужели вы думаете, что следователь Сердюков мог опуститься до такого и забыть себя настолько… Я.., который служил верой и правдой государю и отечеству…

Он сбился. Маргарита приподнялась и стала с волнением слушать его.

– Ведь вы тоже видели его, не так ли? – с надеждой произнес Сердюков.

– Кого? – тихо переспросила она.

– Вашего супруга, Прозорова Платона Петровича!

Она испуганно кивнула.

– Вы верите в переселение душ? – спросил следователь.

– Я готова поверить во что угодно, только бы он был бы жив!

– А Гривин, разве вы не любите его?

– Теперь я уже сама ничего в себе не понимаю. – Она поникла головой. – Но тогда, там, это был он! Я не могла его перепутать! Это не могло мне почудиться столь… – она смутилась, – столь явственно. Но ведь этого не может быть, правда?

– Может, у нас галлюцинация? Одна на двоих, пополам, так сказать? – попытался грустно пошутить следователь.

Молодая женщина слабо улыбнулась в ответ.

Сердюков, обескураженный и потерянный, был уже не так противен, как прежде.

– Послушайте, Маргарита Павловна! – продолжал следователь. – Несмотря на всю эту чертовщину, приходится признать, муж ваш мертв, но умер он ,не от отравления, а от сердечного приступа. Домашний 4; доктор умышленно ввел следствие в заблуждение, пытаясь выставить вас убийцей супруга и лишить права на наследство.