Злодейка чужого мира (СИ)

Последняя запись свидетельствовала, что Ясмин перенесла три операции и провела в стазисе неделю. День, когда она пережила нападение, если это было нападение, в дорожном дневнике отсутствовал (первые сутки Золотарника от начала нового исчисления). Это было немного страшно и словно не по-настоящему. На теле не было и следа хирургического вмешательства, только легкая мышечная боль, затихающая, стоило на ней сосредоточиться. Уровень медицины этого мира был высок и не усваивался в голове.

Она закрыла глаза. Она не верила ни в бога, ни в божественное соцветие. Кто бы мог подумать, что однажды настанет день, когда ей захочется помолиться.

— Боже, — шепнула она. — Дай мне выбраться.

Всеобщая ненависть сделалась простой и ясной, как если бы лежала на ее ладони чёрной жемчужиной. Такую не расколоть. Смерть номер Семнадцать, наказание номера Два, истощение и угрозы номеру Шесть.

Сон лёг под веками густой беззвучной темнотой, в которой плавало насмешливое и притягательное лицо ее слуги, и номер Два, стоящий на коленях. Спина, делённая кнутом на кровавые сегменты, постепенно сливалась в пурпурную розу, волосы упали вперёд и закрыли лицо. Она боялась, что он плачет.

— Назовите причину, по который вы хотите жить, — потребовал слуга. Он опирался красивой белой рукой на плечо коленопреклоненного номера Два и мечтательно щурился поверх ее головы. — Хотя бы одну. У вас пять миллисекунд. Ну же!

Она проснулась от обиды. Отчаянно хотелось вернуться в сон, и высказать этому дураку слуге, что за пять миллисекунд она и рта открыть не успеет.

Потом остановилась.

Это просто смешно. Она злится на какого-то картонного слугу, который в свою очередь злится на своего картонного мастера, в теле которого она застряла.

Они все ненастоящие, мелькнула мысль, здесь все нереально. Это сон, фантом, порождение измученного ума, в котором она прячется от собственного горя, изобретая странный и красочный мир. А на деле ее держат в психушке на нейролептиках.

Мелькнула жалкая мысль рассказать все этому жуткому слуге — Слуге — без номера. Исходя из доступной информации, ему она пока ничем не досадила.

Она даже приподнялась в первом порыве. Встать, рвануться, выложить все без утайки. Это было бы таким облегчением.

После осела. Доступной информации было слишком мало для полноценных выводов. Та сладкая темнота из-под ресниц, его ласковая улыбка, от которой веяло сыростью будущего торфяника…

Единственное, на что она могла рассчитывать — это на метку. Неизвестную, не видимую глазу метку, которая сидела где-то в ее… в этом теле.

Она снова закрыла глаза.

— Я не трус, — сказала она в темноту.

Глава 4

Утро было недобрым и темным. Солнце, превозмогая туман, обронило в прорезь окна несколько слабых лучей. После застучал дождь.

Она провела рукой по окну, словно в безмолвной просьбе закрыться, и то послушно сомкнуло прутья. По ногам пробежал холод. Видимо, в дни дождя вентиляция шла понизу.

Ясмин — она решила, что это имя не хуже других — прошла левее и коснулась плетёной стены с такой же немой просьбой открыться. Стена послушно дала просвет размером в четверть метра. Несколько минут Ясмин баловалась, прикасаясь к различным выступам и выемкам плетёного тела дома-кокона.

Нашла ларь с питьевой водой. Узкий длинный короб, в котором хранились шелковые листы ткани всей палитры от палевого до ярко-красного. Запрятанный в самый угол квадрат малахитовой травы, похожей скорее на водоросли, чем на траву, которая, стоило к ней прикоснуться, оборачивалась вокруг тела.

Ясмин из любопытства сунула туда руку, и одна водоросль тут же обвилась вокруг ладони, как плоская змейка. С ладони исчезло пятнышко грязи. Ясмин с удивлением уставилась на чистую руку.

— Хорошая трава, — похвалила она водоросли. — Лежать.

Она дала себе слово прийти к этой травке вечером. Каким бы странным ни был этот мир, он определённо был удобным.

После прошлась вдоль внешней стены и попросила дверь, и едва успела отскочить. Огромный плетёный кокон висел на высоте нескольких десятков метров, вниз катились струи дождя, сливаясь в мутную серую пустоту. Сжала рукой горло, успокаивая сердцебиение. Кокон-дом глухо качнулся, как неповоротливая личинка, закреплённая на стебле собственной паутиной.

С другой стороны, бесшумно разошёлся гигантской шов, в который заглянул ее опасный служка.

— Прекрати, — тихим и страшным голосом сказал он. — Я не бог. Если ты упадёшь, то с тобой в могилу лягут ещё три человека.

У Ясмин сердце заколотилось, как у землеройки. Потом, правда, она вспомнила, что землеройки живут от силы полтора года, и настроение у неё испортилось окончательно.

Таким темпом ее и душить не придётся. Она умрет от тахикардии.

— Стучись, — сказала Ясмин.

Слуга тут же постучал костяшкам пальцев по плетёной стенке.

Лицо — замкнутое и холодное. Глаза, как ночь. Слишком надменный для просто слуги.