Они притормозили перед домом, который трудно уже было назвать стоявшим – настолько он развалился. В нос им ударила вонь отбросов. Рискуя вывихнуть лодыжку, Мэдисон поднялся по разбитым ступенькам и постучал в дверь.
Высунулась мужская голова с двумя клочками седых волос, торчащими с обеих сторон, и крикнула:
– Уходите! Я только сию минуту пришел домой. Имею я право немного отдохнуть?!
– Вас зовут Ботч? – осведомился Мэдисон.
Ботч хотел было закрыть дверь, но Мэдисон поставил на порог ногу и объяснил:
– Я приехал к вам за сведениями о человеке по имени Грис.
– Грис! Проваливайте!
– Он в королевской тюрьме, – сказал Мэдисон, – посмеивается над вами всеми. Я пытаюсь подвести его под суд.
– Заходите! – пригласил Ботч.
Полчаса Мэдисон, сидя в лучшем кресле Ботча, слушал, делая для себя множество открытий, затем произнес:
– Так, значит, я мог бы рассчитывать на вас как на свидетеля.
– Я бы пешком прошел Великую пустыню, только бы иметь возможность дать показания, – сказал Ботч.
– А коли я попросил бы вас прочесть о нем лекцию, вы бы сделали это?
– Конечно, – отвечал Ботч. – Теперь, подумав хорошенько, я полагаю, что могу вам сообщить пару имен. Эти люди живут неподалеку, на этой же улице. – Он написал адрес и подал его Мэдисону. У двери Ботч в приливе чувств встряхнул руку гостя. – Рассчитывайте на меня, Мэдисон.
Они свернули за угол и покатили вниз с горки. Остановились перед очень запущенной гостиницей с погнутой вывеской: "Только для господ офицеров".
К двери подошла женщина с грубыми чертами лица. Мэдисон хорошо запомнил свой урок:
– Я пришел сюда, чтобы попросить вас помочь мне повесить Гриса. Полагаю, вас зовут Мили. Когда-то вы сдавали ему жилплощадь.
– Помочь вам повесить… – Она вдруг круто обернулась и крикнула в сторону кухни: – Ске! Иди сюда! Нам везет! Кто-то хочет повесить Гриса?
И вот Мэдисон уже сидел в гостиной и попивал горячий джолт. Он слушал, а старый шофер Гриса, Ске, рассказывал ему свою печальную историю; рассказ прерывался проклятьями и собственными печальными историями Мили. Мэдисон узнал, что Грис дал им обоим фальшивые деньги и, если бы они попытались пустить их в оборот, их бы просто казнили. Но, зная Гриса, Мили и Ске вместе отправились прямиком в финансовую полицию с жалобами. Озлобление против Гриса крепко сплотило их.
О, еще бы, они дадут показания на любом суде. С радостью, с радостью, с радостью! Лекция? Видок у них не очень-то презентабельный, но они с огромной радостью скажут все, что нужно Мэдисону.
Улыбаясь, как зубастик, готовый перекусить тело жертвы, Мэдисон возвратился в свою резиденцию в Городе Радости. Он не стал обедать – времени не было – и созвал весь свой штат.
В брифинг-зале он поднялся на возвышение. Он стоял там, очень гордый и важный.
– Преданные и усердные мои сотрудники, – обратился он к присутствующим, – мы подошли к исторической вехе. Временами ССО оказывается на вершине. Мы готовы теперь влиять на пути, по которым пойдут империи, на судьбу самих звезд. Слушайте меня внимательно.
Глава 5
Два дня спустя в лекционном зале на восьмидесятом этаже таунхауса собралась весьма избранная аудитория из 90 женщин, отдающих себе отчет в том, что их особо отметили, пригласив на эту чрезвычайно многообещающую лекцию знаменитого доктора Кроуба.
Сознавали они также и то, что, если они откажутся от сотрудничества, им больше никогда не представится возможность «излечиться» на Острове Передышки, хотя об этом никогда нигде не говорилось. Кроме того – хотя и об этом никогда не говорилось тоже, – если бы они заартачились, кое-кто мог бы забыть пополнить их даровой запас марихуаны.
Они принялись обсуждать между собой вот какой вопрос: как членам высшего света им вменялось в обязанность использовать свое положение – и положение своих мужей, – чтобы творить добро. Хоть название не произносилось вслух, но все они являлись членами очень элитного клуба, состоящего из тех, кому повезло стать «просвещенными» на Острове Передышки.
С Кроубом у Мэдисона возникли кое-какие хлопоты. Доктор принял сверхдозу ЛСД, и двум громилам пришлось подержать его под контрастным душем, чтобы привести в чувство.
Теперь он стоял на лекторской трибуне, отдавая себе отчет в том, что если будет валять дурака, то его слегка тряхнет через скрытый от посторонних глаз электроошейник, и старался привести себя в уравновешенное состояние.