Да отчего вообще последние оказались в числе претендентов?! Представители знати только недоуменно, презрительно переглядывались, но отец беременной Алкеды успел развить бурную деятельность. Он во все стороны сыпал золотом и обещаниями, и торговые, а заодно ремесленные цеха Лучезарного определённо начали задумываться – а почему бы и нет-то? Представители среднего сословия стали намекать, что их мнение тоже имеет вес, и о себе говорили тем решительнее и поспешнее, чем молчаливее высшая аристократия реагировала на их попытки.
Надежды торговцев и мастеровых тоже можно было понять – если б верхи, конечно, захотели примерить к себе чужую точку зрения. Впервые за всё время существования династии перед низами замаячила надежда прикоснуться к реальной власти и, может быть, как-то вывернуть законы в свою пользу, выгадать для себя послабления, преимущества. Они, конечно, рассчитывали, что регент из их числа именно их интересы и будет блюсти, не жалея живота своего, никого не боясь. Люди главным образом верят в то, во что хотят, а эта сказка выглядела уж больно завлекательно…
Что ж, глава удачливого семейства, оказавшегося так близко к трону, всячески способствовал умножению их веры. И, может быть, действительно предполагал как-то оправдать ожидания тех, на чью помощь сейчас рассчитывал. А сложится ли у него – не задумывался.
Именно о нём первом и пошёл разговор, когда принцы, приглашённые в особняк Аранефа – роскошный, пышный, всегда полупустой, – собрались за столом в гобеленовом зале. Изысканная точёная мебель была презентабельна, но не очень удобна, и потому большинство предпочло остаться на ногах.
Здесь многие покои посещали разве что служанки, которые мыли полы и вытирали пыль, да управляющий с описью в руках. Так что все сокровища накопленных произведений искусства хозяин дома едва ли рассматривал хоть раз в жизни. Он и не интересовался ими, лишь отдавал распоряжения, чтоб агенты пополняли коллекцию, а ещё допускал друзей полюбоваться собранием оружия или гобеленов. Так что уюта не хватало, зато красоты – хоть отбавляй. Красоты драгоценной, как само золото.
– Он уже видит корону на голове внука, – первым высказался Тейир, сын четвёртой жены короля. И, конечно, о самом главном – об отце королевской вдовы. – А свою дочь сватает на роль номинального регента. Допустить её к канцлерскому кольцу означает отдать королевство в руки недавно обогатившейся черни. За пару десятков лет, пока подрастает младший мальчик, они успеют растерзать и разворовать всё: и Лучезарный, и Опорный. Это любому понятно.
– Разумеется, – сухо ответил Аранеф.
Он был очень похож на отца – такой же рослый, белокожий, с волосами цвета червонного золота, с ярко-серыми глазами. Даже бородку похожую отпустил: коротенькую, аккуратную, полумесяцем. Что-то жестокое читалось в нижней части его лица, и на мир он смотрел с уверенностью, вполне подобающей первому из детей короля, происхождение которого было абсолютно безупречным.
Да, высшему действующему закону были безразличны подробности рождения и воспитания детей, которых король решил признать своими. Но оба мира, подвластных династии Пламени, всё-таки населяли люди. И эти люди, конечно, не могли воздержаться от суждений. Сам Аранеф тоже был человеком, пусть и с частичкой божественного огня в жилах. Этот огонь теперь мог вознести его к высшей среди смертных власти, к огромному магическому могуществу. И ему тоже хотелось верить в собственную исключительность, в большие права, данные по праву рождения.
– Что же ты предполагаешь делать? – не выдержал Гадар.
– С кем? – Старший брат взглянул на него величественно. – С этим торгашом, отцом Алкеды? Что ты предлагаешь мне с ним делать? Что обсуждать? Своими усилиями он добивается одного – чтоб мы обратили на него внимание и сами же поставили этого торгаша на один уровень с собой. Попытка бороться с его интригами уже будет признанием. Признания он не заслужил. Пусть девица и её родственники говорят что хотят. Она имеет ценность до тех пор, пока носит нашего брата. Сама по себе Алкеда и её родственники не значат ничего.
– При этом тебе следует знать, что тизрийский банкир вчера отказал мне в займе, – вмешался Конгвер, единственный из внебрачных принцев, который был приглашён на эту встречу. – И не только мне. Его услугами пользовались все представители высшей знати. По слухам, отказ получил и Бовиас. Вернее, герцогиня Овеяния, пытавшаяся сделать заём его именем.
– Не даст тизриец, найдутся другие торговые дома, – легкомысленно отмахнулся Тейир. – Любой из отказавшихся пусть пеняет на себя – каких клиентов они лишились!
– Однако это странно.
Зачем ты хотел взять у него деньги? – властно осведомился Аранеф – таким тоном, каким их общий отец обычно отдавал приказы младшим чиновникам. – На что?
Но с Конгвером подобные номера не проходили. Он сверкнул серыми глазами, взгляд которых умел сделать болезненнее, чем внезапный укол иглой, и ответил:
– Это моё дело.
– Тогда какого ответа ты ждёшь? Придётся обойтись без заёмных денег, вот и всё.