Злое счастье

Восторгу Повелителя не было предела. Самое время направить стопы в квартал отверженных-дэй'о, чтобы утолить жажду крови и насилия. Будь она проклята!

Глава 6 Право Судии

Окончательно распогодилось к благому празднику Ито-Перворожденной. Прижимистая северная весна неожиданно щедро одарила Приграничье теплыми ветрами и солнечными деньками, не поскупилась она на обильное цветение садов и бурные всходы на полях. Птицы вили гнезда, лесные опушки покрылись ковром из цветов. Небо, словно тщеславная юница, безотрывно гляделось в зеркала озер, и даже коварная Бэннол решила прикинуться скромной пограничной речушкой. Она серебристой ленточкой петляла меж рощ и холмов, одним своим видом напоминая Мэйтианну о его долге хранителя границ Тир-Луинена.

Зачастили послы из сопредельных государств, стремясь заблаговременно заручиться поддержкой князя униэн. Шпионы в тайных депешах в один голос твердили об агрессивных намерениях Чардэйка. Дэй'ном серьезно готовились к вторжению, чуть ли не вдвое увеличив численность своей армии. Владыки Сатта и Бурмиэ жили в ожидании скорой войны и торопились с обновлением старых союзов. Все они знали: если кто и сумеет остановить орду захватчиков, то лишь Рыжий Мэй. Полнейшему взаимопониманию мешали старые распри и вековые обиды нэсс, переговоры быстро заходили в тупик. Поэтому в крепость Мартис, удачно расположенную на границе между тремя королевствами, Рыжему пришлось ездить раз пять, прежде чем высокие стороны сумели добиться некоторого компромисса. В последний раз Мэю удалось также выторговать беспошлинный провоз оружия из ангайских анклавов. Уже кое-что!

После круглосуточного столпотворения в Мартисе, где невозможно ни на мгновение остаться одному, сама возможность некоторое время помолчать казалась Рыжему восхитительной. Он ехал впереди отряда и думал о том, что отдал бы все оставшиеся годы жизни и посмертие в придачу за возможность хотя бы несколько чудесных погожих дней остаться в полном одиночестве. Будь у Мэя в запасе пару суток, он бы провел их на берегу неприметного лесного озера. Даже костра не стал бы разводить. Филины уже, должно быть, вывели пестрых, вечно голодных птенцов, а в лисьих логовах возятся пушистые щенки. На солнечном склоне ветер колышет мохнатые колокольчики сонника изумительного лилового оттенка. Напиться вдосталь покоя и тишины, рассыпать душу невесомым пеплом в траву. И забыть. Как Хелит.

Мэй и сам не отказался бы узнать, что с ней приключилось на самом деле. Почему-то ему казалось, что жизнь той, Другой Хелит была удивительной и необыкновенной. Нездешней. Однажды увидав, с какой отчаянной тоской девушка выглядывает через амбразуру на крепостной стене, рассматривая окрестности, Мэй понял, что она, в отличие от большинства мужчин и женщин, точно знает, что такое быть свободной. Выдайся хоть малейшая возможность, одна с радостью вырвалась из тесного мирка приграничного замка. Другая Хелит привыкла быть независимой. И тут как раз Рыжий её понимал лучше, чем кто-либо другой. На том, собственно, они и поладили меж собой, словно заключив безмолвный договор, суть которого сводилась к незамысловатому взаимному дополнению друг друга. Мэй помнил, но не чувствовал, а Хелит чувствовала, но не помнила. Во всяком случае, вместе они оба казались сильнее, чем по одиночке.

Мэй улыбнулся своим мыслям. Сейчас дорога снова повернет, и откроется потрясающий вид на Эр-Иррин. Тот самый, который пленил сердце Рыжего с первого мига, едва он увидел, где ему предстоит провести остаток дней. Тогда на месте красавца замка черным зубом торчала выгоревшая дотла черная башня донжона в окружении обрушенных стен, и все равно Мэй разглядел скрытую красоту каменистого холма, поверил в то, что правильно распорядился своей судьбой.

Рыжий натянул поводья, останавливая Сванни, залюбовавшись творением рук своих, а заодно и дождался, когда подтянутся сопровождающие его воины.

Он прикрыл от слепящего солнца глаза ладонью, словно пытался разглядеть крошечную девичью фигурку на одной стен. Дайнар понимающе усмехнулся. Рыжий не скрывал, как ему приятно это ненавязчивое внимание.

«Ничего ты не понимаешь», — мысленно откликнулся Мэй на многозначительную ухмылку друга, не в силах сдержать досаду. — «И не поймешь, даже если я начну объяснять. Она — не одно лишь смазливое личико и стройная фигурка, она не жалеет, не сочувствует, не слепо верит, она… знает. Она видит незримое».

Но ничего такого говорить Дайнару Рыжий не стал, а высказался совершенно в ином духе:

— До чего же мне охота жрать.

— Еще бы, — фыркнул тот. — Ты ничего не ел почти два дня. Только пил и пил воду. Я уж было решил, что ты болен.

— Да? — удивился Мэй. — И верно! Не хотелось. Зато теперь я готов съесть быка.

— До быка придется еще несколько дней потерпеть, но у Лэйвы обязательно найдется что-нибудь вкусненькое.