Злое счастье

— Старец доводится ей отцом, — продолжал Кристан. — А мужчины, стоящие по левую руку от меня — Дорин Медная Голова, Самм Громобой и Люсс Снежный — мои давнишние компаньоны. В канун великого праздника Перворожденной я допоздна задержался на ярмарке, а когда вернулся, то застал свою жену в слезах. Она обвинила моих друзей в недостойных домогательствах, мол, пришли среди дня и стали приставать по-всякому, сулили деньги и всячески смущали. Я, знамо дело, обозлился, объясняться пошел. А Дорин, Самм и Люсс в ответ указали на Миасс как на развратницу, которая в мужнино отсутствие ведет себя недостойно, всячески мне изменяя. Задели меня эти слова за живое. Возвращаюсь домой, а жена моя сбежала в родительский дом. И теперь я не знаю, кому верить — сотоварищам или жене?

Вид у Летнего Ветра был потерянный. Ему очень хотелось верить жене и не хотелось ругаться с компаньонами. Дилемма, однако.

— Пусть скажет обвиняемая, — приказал Мэй, даже не глянув на женщину.

Отец вытолкнул её вперед.

— Расскажи, как дело было, доченька.

— Я не вру, — пропищала купчиха. — Они пришли… стали лезть… за руки хватать… золото обещать, — бедняга еле языком ворочала от страха.

Еще бы! Её допрашивал Рыжий Мэйтианн'илли, а в его лице сам Великий Дух.

— Я слуг кликнула… пригрозила палками гнать прочь, а они… навет возвели… ославили шлюхой…

Крупные слезы градом катились из её глаз. Кто поймет — подлинные то слезы или нарочитые?

— Я за свою дочку головой ручаюсь, светлейший князь! — молвил старик-отец. — Она у нас в строгости росла, никаких вольностей себе не позволяла!

Он повернулся к зятю:

— Разве не девой она тебе досталась, Летний Ветер? Разве не хранила верность будущему мужу до брака, как завещано предками и Богами? Скажешь, что вру?

— Не врешь. Так оно и было, — согласился купец.

— Хорошо. Пусть говорят обвинители.

Купцовы компаньоны избрали из своих рядов самого бойкого и языкатого — Медную Голову. И неспроста. Дорин оказался таким же рыжеволосым, как Мэй. Только у князя волос почти алый, а у купца-нэсс — золотистый с небольшой рыжинкой.

«Подольститься хотят», — решила Хелит. — «Решили — рыжий рыжего всегда поймет и выгородит? Хм-м-м… подозрительно».

По словам Медной Головы выходило, что женщина зазвала трех чистых и невинных мужиков в укромный уголок сада, чтобы, значит, слуги не видели лишнего, и там начала делать нескромные предложения в весьма откровенной форме. Искушать и соблазнять молодых привлекательных мужчин, которые и в мыслях не держали покуситься на супружеское ложе своего друга и компаньона.

Надо сказать, Дорин умел подать себя, да и язык у него был подвешен в нужном месте. Даром что купец, не говорит — песню поет.

По мере того, как Медноголовый рассказывал свою скорбную повесть, народ приходил в волнение, и мнения присутствующих сильно разделились. Одни, в основном женщины, стали кричать на обвинителей всякие нехорошие слова, другие (мужчины) поносили извечное женское коварство и неверность жен. Словом, гвалт поднялся несусветный. Оскорбленный папаша попытался огреть своим посохом Дорина по спине, обвиняемая громко рыдала, растерянный муж пытался ей что-то доказать. И только Рыжий не шелохнулся.

— Мэй, — прошептала Хелит, пользуясь удобнейшим моментом. — Подзови купцов по очереди, и спроси у каждого, под каким именно деревом к ним приставала женщина. Но так, чтобы они не могли заранее узнать ответы друг друга. Ты все сразу поймешь.

Сердце Хелит отчаянно трепыхалось в груди, горло пересохло от волнения, а ладони стали мокрые и холодные, словно лягушачьи лапки.

Рыжий поднял руку, призывая к порядку и тишине.

— Пусть обвинители по одному подойдут ко мне, — заявил он.

Первым приблизился Медноголовый Дорин. Мэй прошептал ему на ухо вопрос и, получив ответ, сразу же приказал страже отвести купца в сторонку. Опрошенные следом, Самм и Люсс тоже оказались под конвоем.

Хелит сразу почувствовала уверенность Мэя, он даже расслабился немного, чуть поведя плечами, разгоняя накопившееся напряжение. Значит, все получилось! Она поспешила скромно опустить веки. Иначе любой, у кого есть глаза, сразу же обо всем догадался бы.

А Мэй встал со своего кресла, чтобы огласить решение. Высокий, гордый, уверенный в собственной правоте, точно Сайгэлл-Судия.

— Слушай же, Кристан по прозвищу Летний Ветер. Слушайте все и не говорите потом, что не слышали! — голос Мэя звенел туго натянутой струной. — Женщина невиновна. Её оклеветали и опозорили без всякой вины. Проси прощения у жены, Летний Ветер, и не слушай больше наветов. А заодно проверь, насколько честны с тобой в делах твои компаньоны. Гвифин, — приказал князь ведуну. — Поднеси чашу женщине по имени Миасс.

Купчиха без всякого страха сунула пальцы в жертвенную кровь, подержала ее там положенное время и достала совершенно неповрежденной. А вот её обидчикам грязный поклеп обошелся тяжелейшим ожогом.

Подданные Рыжего восторженно завопили. Воля Богов проявилась яснее ясного.

— Право Судии! Право Судии! — кричали они.

— Виру с обманщиков!

— Плетей им!