Злое счастье

Она намеренно отказалась от поддержки мадда Хефейда и не позволила накрыть свои плечи плащом Ранха. Теперь ей уже и самой казалось, что такая активная попытка разбудить совесть горожан отнюдь не помогла, а скорее навредила общему делу. Алаттцы станут над ней потешаться и вообще сбегут из города при первой же возможности.

Ведь и вправду, точь-в-точь мокрая белая мышь, с какой стороны не посмотри. Мокрая жалкая глупышка-девчонка, пытавшаяся сравняться с неистовым рыжим князем, который не умел сдаваться.

«Мэй, я была дурой. Ты себе представить себе не можешь, насколько глупо и нелепо я выглядела. Королевский посол всячески уламывает меня ехать в Лот-Алхави, клянется, что Алатт никак не пострадает, потому что скоро тебе на помощь подойдут и королевские войска, и армия крупнейших владетелей Тир-Луниэна. Ты тоже настаиваешь на визите в столицу, но знаешь… мне что-то не очень верится в искренность лорда ир'Брайна, как и в дружеское расположение короля. Считай это женскими предрассудками, но я готова поклясться, что все они лгут и задумали что-то недоброе. Да, мне надо с тобой посоветоваться по одному очень важному и секретному делу…»

Из письма Хелит к Мэю

Ответа не было.

До сей поры королевскому гонцу ни разу не доводилось встречаться с князем Мэйтианном лично. Слышать-то в'етт Уйрэл слышал… и немало, а вот видеть не пришлось. Очень уж молод был вестник Верховного Короля, а оттого навыдумывал себе небылиц и страхов больше, чем сам весил вместе с седлом и сумкой. Народное творчество традиционно приписывало Отступнику богатырское сложение, звериный оскал и львиный хвост. Ожидания гонца оказались удовлетворены частично. При определенной доле фантазии вообразить могучую мускулатуру под доспехами Рыжего не сложно, зверской на лице Мэя была лишь щетина, а с хвостом вообще промашка вышла. Огненно-рыжая шевелюра — это да, тут людская молва не врет, если не обращать внимания на то, что волосы потемнели и слиплись от пота. Но в остальном — ничего демонического в Рыжем князе гонец не нашел: ни в манере общения, ни в голосе. Мэй разговаривал тихо, вежливо и безупречно корректно. В'етту Уйрелу вменялось бдить о каждом слове, жесте или намеке, которые могут исходить от князя-приграничника, все запоминать и пересказать дословно о том, что делается в лагере защитников Тир-Луниэна. Особенно тщательно инструктировали гонца относительно реакции Мэя на послание от короля. Содержание документа, разумеется, оставалось секретом от юного вестника.

— Извольте ознакомиться, милорд, — церемонно поклонился Уйрэл, протягивая запечатанную тубу со свитком. — Я подожду вашего ответа здесь.

Рыжий невозмутимо указал на табурет возле стола, мол, не обессудь, но в военном лагере не до удобств. И пока Голос Короны с интересом разглядывал скромное убранство палатки командующего, Мэй сломал печать и углубился в чтение.

Впоследствии, в'етт Уйрэл мамой клялся и присягу давал, что на осунувшейся небритой физиономии Отступника не проступило даже намека на эмоции. Улыбаться Мэй, конечно, не улыбался, но его и не перекосило от злости, как мечталось кое-кому в Лот-Алхави. Он обмакнул перо в чернила и вывел чуть ниже королевского росчерка всего одну фразу: «Я все понял».

— Пожалуй, не стану вас дольше задерживать, в'етт Уйрэл, — молвил он, протягивая гонцу свиток.

— А подписаться? — растерялся юноша.

— Государь прекрасно знает мой почерк. Вам не о чем беспокоиться, — заверил его Мэй, и, как ни в чем ни бывало, вернулся к прерванному чтению какого-то скучного документа на гайши — языке нэсс.

Исписанный сверху донизу мелким бисерным почерком лист, к тому же разделенный на множество пунктов, никак не мог считаться интересным чтивом. Гонец не сдвинулся с места. Он сам не мог объяснить, чего ожидал от Рыжего князя. Столичные доброжелатели настоятельно советовали дождаться, когда Мэй пожелает высказаться. По их ухмылкам даже такой простодушный юнец, как Уйрэл, догадывался: Отступник должен, как минимум, возмутиться.

— Вы можете идти, — напомнил Мэй, не поднимая взгляда на гонца.

И что оставалось делать бедному юноше, кроме как убираться восвояси?