Злое счастье

Альмар почувствовал, что захлебывается, словно его со связанными руками и камнем на шее бросили в пучину океана. Он тонул в неистовом водовороте чувств леди Хелит. Кто бы мог подумать, что она способна на такую самоотдачу? Кто мог поверить, что Рыжего Отступника можно так полюбить?

Верховный король лихорадочно расстегнул самую верхнюю пуговицу камзола, чтобы освободить шею и облегчить себе дыхание.

— Что будем делать? — озабоченно спросил ир'Брайн, мрачно наблюдавший за сценой, из-за плеча Альмара.

— Завидовать, — усмехнулся король. — Как минимум.

— Теперь мы знаем претендента?

Альмар покосился на своего легата так, словно ничего глупее слышать ему ранее не доводилось.

— К чему гадать, Риадд, если можно спросить прямо у Мэя? — лукаво спросил он.

— То есть? — не понял ир'Брайн.

— Если Рыжего спросить, то он ответит.

Перед королем расступались, давая проход к возмутителям спокойствия. И даже сами герои вечера не смогли проигнорировать появление государя, им пришлось отвлечься от долгого поцелуя. Рыжий низко поклонился владыке Тир-Луниэна, осторожно заслоняя собой Хелит.

— Государь мой Альмар!

— Я рад видеть тебя, Отступник, — молвил король, пересиливая острое мучительное чувство… вины?… неприязни?… недоверия?

Если кому-то казалось, будто князь Приграничья ведет легкую и привольную жизнь, то для того, чтобы убедиться в обратном, достаточно увидеть, как изменилось его лицо. Пожалуй, не будь у Мэя такого редкого цвета волос, то Альмар сразу и не признал бы его. Морщины в углах рта и глаз стали глубже, шрамов прибавилось, а губы уже привычно сжались в тонкую суровую линию.

— Я надолго не загощусь, государь.

— Очень разумно с твоей стороны, Мэй. Разве армия дэй'ном уже изгнана из наших земель? Или ты привез весть о своей окончательной победе?

«Зачем ты это делаешь? Зачем намеренно оскорбляешь достойного воина и прославленного полководца?» — спрашивал сам себя король, и не находил ответа.

Но Рыжий и глазом не моргнул. Наоборот, он улыбнулся, как ни в чем ни бывало, и развел руками:

— Старею, мой государь, старею. Видно, исчерпалась вся моя удача. В Мор-Хъерике вся осталась.

— Так, может быть, ты явился просить подмогу?

— Спасибо, государь, я обойдусь. Мне уже ведома цена твоей помощи, — ответствовал Мэй, заставив охнуть и втянуть головы в плечи невольных слушателей.

— Упрекаешь меня, Отступник? — холодно полюбопытствовал король.

— Вовсе нет. Наоборот, хочу тебя поблагодарить.

— За что же?

— За заботу о леди Хелит, разумеется. Когда я её еще свозил бы столицу показать?

Рыжий сжал в своей ладони дрожащие пальцы девушки, призывая к спокойствию.

— Это самое меньшее, что я могу сделать для леди Гвварин. И для тебя, Отступник, тоже, — фыркнул Альмар.

— Я недостоин твоей милости, мой добрый государь! — заявил Мэй. — Ты и так сделал для меня все, что мог.

Его изысканный поклон не смог бы раскритиковать даже самый дотошный церемониймейстер. Все же Мэйтианн столько лет был придворным и как никто иной умел оскорблять и клеймить самыми невинными фразами.

— Я помню.

Память властелина Тир-Луниэна непростая вещь, она почти бездонна. Ничего он не забывает, и нет Альмару Гваэхаду отдыха и покоя ни днем, ни ночью. Да и не способствует тонкая корона легкомысленной забывчивости. Этот разговор отправится туда же — в копилку нелюбви-непрощения. И когда настанет час… Впрочем, у Рыжего своих счетов в Альмару немало. И кто хоть раз попытался измерить глубину его муки? Разве кому-то ведомо сколь сильно мается муками совести сам Верховный король? Вот уже больше пятидесяти лет снится ему регулярно Морген Джэрэт'лиг — нездешний ветер рвет его вороные косы, а из зияющих ран глазниц текут чистые, как хрусталь слезы. Финигас имел полное право ненавидеть государя… И память о давнем прегрешении не дала Альмару кликнуть стражу. Хотя, конечно, хотелось. Но король развернулся на каблуках и удалился развлекаться, оставив парочку отбиваться от липкого любопытства придворных.

Жалел потом, но обратно время ведь не воротишь.

Пришлось сбежать, причем в самом прямом смысле этого слова. Бежать и путать следы в бесчисленных коридорах, в тщетной надежде обмануть приставучую гончую — людскую молву. Они остановились где-то между винным погребом и ледником, в темном и пыльном закоулке. В том самом месте, где, по словам Альмара, плетутся самые дерзкие заговоры.

— Зачем ты его дразнил? — спросила Хелит, отдышавшись.

— Если он меня ненавидит, то пусть хотя бы за дело, а не только лишь по долгу службы.

Девушка не видела выражения на его лице, но Мэй совершенно определенно улыбался. Не так как раньше, не одними губами, но и глазами, а может быть, и сердцем.

— Он так трясется над своей короной, что убьет нас обоих. Меня — чтоб не исполнилось пророчество, а тебя — так, на всякий случай.

— Хитроумный ир'Брайн успел внушить Альмару, что я замыслил месть и измену, — понимающе хмыкнул Рыжий. — Может и вправду исполнить лойсово пророчество? О да! Финигас точно будет так рад, что живые слышат его ликующие вопли со дна бездн.

— Ты серьезно? — изумилась Хелит.

Ответил Мэй поцелуем.