Злое счастье

И развернувшись на каблуках, пошла прочь. Дэй’о, ангай и княжич заковыляли следом. Против ожидания, Аллфин не кинулся в объятия к отцу. Он не мог бросить женщину, которую отчаянно защищал, пусть и вырезанной из ветки глирна палкой. Сэнхан мог гордиться своим первенцем.

Хелит била крупная дрожь. Такая сильная, что она не могла без посторонней помощи вынуть ногу из штанины, не говоря уже о том, чтобы самостоятельно снять сапоги или пуговицу расстегнуть. Моддрон Гвирис пришлось раздевать госпожу, как маленькую. Она брезгливо отбрасывала в сторону грязные вонючие тряпки и только дивилась отваге былой проказницы и хохотушки, выросшей на глазах у них с Хефейдом. Теперь даже воевода смотрит на девушку с нескрываемым восхищением. Про обычных дружинников вообще говорить нечего – они за свою бесстрашную госпожу умрут безо всякого приказа. Они окружили апартаменты владетельницы живой стеной и приготовились отразить любое покушение на жизнь и покой леди Хелит Гвварин. Даже Сэнхана не пускают. Никого, пока благородная госпожа будет приводить себя в порядок.

Будь на то воля Хелит, она бы просто упала на кровать лицом вниз и зарыдала от усталости и обиды за Рыжего. От злости на короля и его советников у нее и так закладывало уши, а руки чесались разнести весь дворец по кирпичику. Сволочи, сволочи, сволочи! Мэй столько сделал для всей страны, для всех униэн, ангай и нэсс, а они, паразиты наглые, и пальцем не пошевелили, чтобы ему помочь.

– Что с Ранхом? – спросила девушка у моддрон.

– В лазарете.

– А Итки?

– Кто?

– Красноглазый дэй’о.

– Спит на полу возле твоей постели, миледи. Я ему миску с кашей поставила.

Критиковать выбор Хелит никто не осмелился. Наследница Оллеса и Ястребицы, возлюбленная Отступника в своем праве. Хочет, заводит лошадь, хочет – гончую, а пожелает дэй’о приютить – никто не осудит. Вот моддрон Гвирис и относилась к пареньку, как к экзотическому домашнему животному. Пусть себе живет, разве кто возражает? Лишь бы не шкодил.

– Он поел?

– Аж за ушами трещало, – усмехнулась женщина.

– Это хорошо. Передай княжичу Аллфину – пусть к отцу возвращается.

– Непременно, миледи.

«Надеюсь, Сэнхан простит меня», – тоскливо думала Хелит, забираясь в огромную бадью, полную горячей воды.

Аллфин множество раз представлял себе, что скажет отцу при встрече. Мысленно повторял доводы, каждый раз напоминая себе, что обязан держаться с достоинством, не показывать своего страха перед наказанием. Его жажда приключений и славы была утолена. Теперь следовало поступить так, как полагается.

Странное дело. Все, что до сих пор казалось Аллфину пустой формальностью и дурацкими правилами, вдруг обрело смысл и реальную цену. Он действительно виноват, но как сказать об этом отцу, чтобы не уронить ни его, ни своего достоинства? Как верно и недвусмысленно выразить степень своей вины и не скатиться к глупому и никому не нужному самобичеванию?

Княжич высоко поднял подбородок, сделал четыре широких шага от порога комнаты и опустился на одно колено. Взгляд на отцовы руки, скрещенные на груди, и ни на мизинец выше.

– Я – плоть твоя от плоти, я – кровь твоя и продолжение, признаю свою вину. Воля твоя наказывать и прощать, отец мой и господин, – ровным голосом произнес мальчик.

Только так – несколькими суровыми ритуальными фразами, за которыми сокрыты раскаяние, надежда и откровенность.

Сказать по правде, Сэнхан немного растерялся. Он ожидал всего, чего угодно, – истерики, оправданий и даже громогласного обвинения в недостатке родительского внимания. Но только не соблюдения архаичного ритуала, которому Аллфина приходилось учить из-под палки. Но сын Финигаса взял себя в руки, чтобы не нарушить церемонию неуместными проявлениями родительских чувств, и ответил в том же духе:

– Ты – плоть моя от плоти, сын. Я прощаю твой жестокий и необдуманный поступок…

В конце концов, тир-галанскому князю жаловаться не приходилось. Из Галан Мая сбежал взбалмошный мальчишка, а вернулся – мужчина и боец. Именно эти качества увидел он, когда мальчик старательно прикрывал собой спину Хелит, воинственно выставив вперед, точно фамильный меч, жалкую палку. Аллфин настроен был сражаться не на жизнь, а на смерть, невзирая на усталость и страх. А значит, он выдержал испытание на прочность. Пройдет еще немало времени, пока княжич станет достоин своих великих предков, прежде чем научится отвечать за поступки. Но первый шаг в этом направлении он уже сделал.

– Но знай, сын мой, ты будешь примерно наказан, дабы искупить свою вину, – добавил Сэнхан, с горечью понимая, что так никогда и не слышал этой фразы из уст своего отца.

Финигас никогда до конца не прощал своих сыновей, годами напоминая о былой промашке бесконечными упреками.

Проступок влечет за собой покаяние, покаяние – прощение, а наказание ставит точку и покрывает вину – таков естественный ход вещей. Но не для Финигаса.

Сэнхан серьезно и честно пожал руку своему мальчику, признавая за ним право быть услышанным и понятым. Право, которого они с Мэем всегда были лишены.

«Ничего, Рыжик, у тебя в жизни все будет иначе», – мысленно пообещал он сыну.