– Нешто помнишь всех? – изумился поселенец. – А я не верил, когда говорили, что Рыжий князь поименно знает каждую травинку на своих землях.
Мэй лишь рассмеялся. Радоваться он не радовался, но на душе вдруг полегчало. Даже потеря меча не так тяготила. Сам не найдет, так мальчишка-колдун поможет.
– Насчет каждой травинки – не скажу, а с народом предпочитаю лично знаться и никого из виду не упускать.
– Это правильно. Народ – он разный бывает, – глубокомысленно заявил Шиан.
Он отослал сыновей к стряпухам распорядиться насчет завтрака для высокого гостя, а сам принялся развлекать Мэя байками из сельской жизни, все больше похабного содержания. Но Рыжий не возражал, его даже позабавила возможность узнать и эту сторону жизни нэсс. И как оказалось, у всех народов истории подобного рода принципиально мало чем отличались. Теперь авторитет Шиана в глазах остальных жителей поселка вырастет до небывалых высот. Слыханное ли дело, чтоб так вот запросто болтать с загадочным и могущественным князем униэн, который, даже покрытый синяками и в грязном плаще, смотрится величественнее иных царьков?
Но дослушать про любовные подвиги вдовы Фириан, а тем более отведать наваристой каши с тушеным кроликом Мэйтианну не довелось. Видно, не суждено ему потешить урчащий от голода желудок. Хотя, говорят, умирать лучше с пустым пузом.
– Дэ-э-эй’но-о-о-м! – завопил дозорный, сумевший разглядеть всадников из гнезда на верхушке столба, заменяющего в поселке башню.
Те немногие женщины, которые оставались на хозяйстве, без лишнего визга и криков стремглав бросились под защиту частокола.
– Лойс! – выругался Мэйтианн, тщетно попытавшись нащупать рукоять меча.
У крестьян в лучшем случае найдется копье или рогатина, а на худой конец – нож, но Шиан преподнес своему князю еще один сюрприз: в виде прекрасного составного лука. Даром что охотничий, зато легкий и дальнобойный. Что-что, а луки у южан получались великолепные. Тончайшая резьба на рукомети – стая гончих терзает медведя. Теперь понятно, отчего переселенцу так приглянулось оружие.
– На память о шастах[17]
прихватил, – ухмыльнулся Медведь и протянул колчан, полный каленых стрел. – Глаз у меня уже не тот. А тебе, добрый князь, пригодится.И верно, дэй’ном уже были в пределах досягаемости. Мэй прицелился и выстрелил в лошадь первого всадника. Каурый трехлетка кувырнулся через голову, выбрасывая седока под ноги других лошадей, об его тушу споткнулся следующий конь. А Рыжий все стрелял и стрелял, разя попеременно людей и животных. Он собирался дорого продать свою жизнь. Второй раз за сутки. Смешно даже. Ну и Лойс с ней, с жизнью этой бездарной!
Тонкое треньканье тетивы возле уха, сладостный миг, пока стрела рассекает воздух, и заключительным аккордом вопль раненого – вот она, музыка битвы. Каждый удачный выстрел (а неудачных у Рыжего не было) нэсс сопровождали криками и улюлюканьем. С ними был князь, ставший легендой уже для их дедов, и они ничего не боялись, даже смерти. С небес на них пристально глядел бог Солнце. А на миру, как известно, и смерть – красна.
Перед воротами спешно возводили баррикаду из телег, досок, бочек и всяческого подручного хлама. Мальчишки и женщины выбивались из сил, но рубеж рос на глазах.
Мэй с наслаждением всадил последнюю стрелу в грудь дэй’ном с черной повязкой на лбу, и тогда Шиан дал ему копье:
– Стало быть, помрем вместе, добрый князь! Уж не побрезгуй! – оскалился нэсс.
– Мой отец говорил, что в хорошей компании и сдохнуть приятно, – отозвался с лихой ухмылкой Мэй.
– Мудер твой папаша был.
– Сволочь он был, – поправил Рыжий.
В ворота ломились враги, створки содрогались, отчетливо слышалась ругань на дэй’ромм.[18]
Защитники поселения стали в круг под прикрытием баррикады, ощетинившись копьями, вилами, рогатинами, оглоблями, цепами, косами и прочим сельскохозяйственным инвентарем. Женщины позади мужчин. А над всем этим безобразием полоскался кусок Мэева плаща, кое-как прицепленный на жердину. Три белые стрелы на красном. Даром, что ли, вещунья-ангай предсказывала Рыжему победу под сенью собственного знамени?
– Ни шагу в сторону! – прокричал Мэй. – Держаться рядом!
К счастью для обороняющихся, у дэй’ном не нашлось зажигательных стрел. Строящийся поселок легко превращается в огненную ловушку. Их бы точно зажарили живьем. Теперь же врагам приходилось рубить запертые ворота, сработанные нэсс на совесть из толстых бревен.
Бум! Бум! Бум!
Неважно, что это – удары топора по воротам или сердца в груди. Какая разница?
– Тебе единому душу отдадим, всемогущий Отец! В воле твоей… и именем… не оставь без участия… и помилуй нас, грешников великих…
Тощая, как жердь, немолодая крестьянка шепотом молилась. И впервые в жизни Мэй бессознательно повторял вслух слова чужой молитвы. Не за себя! Нет! За этих отважных людей, не поползших к захватчикам на четвереньках в надежде вымолить легкую смерть. Если их бог действительно может услышать, то пускай сделает это. Самое время отрабатывать жертвенные подношения.