Злой

— Правильно, всё правильно, — не сводя вызывающего взгляда с монтёра, который повысил голос:

— Да чего вы так смотрите? Видели его, какой страшный!

— Правильно, правильно, — повторил высокий, цедя слова, — что-то мне твоя морда, пан, не нравится.

Троллейбус подошёл к улице Ясной. Плотная толпа дрогнула, как наэлектризованная. Гальский двинулся вперёд, невежливо отстранив свою соседку. Он перехватил её удивлённый взгляд. За ним протиснулся молодой человек с «бабочкой».

— Ты, сморкач! — в голосе монтёра дрожала ярость, мощная шея его налилась кровью. — Я мог бы такого, как ты…

— Только, не басом, гражданин, только не басом, — с предостерегающе-издевательской ноткой в голосе напомнил парень с грубой челюстью.

Троллейбус остановился на Ясной, слепые вышли, тяжело вздыхая; соседи заботливо помогли им сойти с подножки, и троллейбус двинулся дальше.

— На что это похоже, — вмешался второй монтёр, — чтобы так нахально…

Троллейбус влился в поток движущихся машин и пешеходов, которые направлялись на перекрёсток улиц Кручей и Видок. По обе стороны тянулись длинные глубокие канавы, вырытые за оградительными барьерами мостовой. Внизу лежала тёмная перепутанная арматура канализационных труб и кабелей большого города. Толчея на перекрёстке, гудки, выкрики, проклятия шофёров, грохот грузовиков, шум толпы и пронзительные звуки мегафонов в Центральном универмаге — всё это остро контрастировало с напряжённой тишиной в троллейбусе.

Гальский отчаянно пробивался вперёд. «Чего мне надо? — лихорадочно думал он. — Не буду же я драться…» В то же время его словно толкала какая-то сила. Он чувствовал за собой судорожные усилия юноши с «бабочкой». Вдруг прозвучал короткий хриплый крик:

— Адась! В рыло его!

Высокий с приплюснутым носом молниеносно прищурился и, не замахнувшись, ударил плечистого монтёра по зубам. Одновременно низенький изо всей силы дёрнул пневматические выходные двери. Что-то глухо хрустнуло. Рот монтёра сразу же покраснел от крови.

— О Боже! — вскрикнула какая-то женщина. Машина закачалась от резкого толчка тормозов. Гальский просто оттолкнул даму в серой шляпке.

— Прошу пана… так нельзя… — сердито начала она. Но блеск её глаз явно означал: «Ты мне ужасно нравишься!»

Монтёр втянул голову в плечи, стараясь высвободить руки из путаницы электрических счётчиков, которые он держал внизу. Водитель высунулся в окно:

— Милиция!

Второй монтёр истерически кричал:

— Я тебе покажу, ты, негодник!

Высокий отклонил голову, взмахнул рукой и нанёс второй, очень сильный удар. Голова плечистого монтёра ударилась о край стального прута под крышей, глаза стали мутными, казалось, он теряет сознание. Кондукторша судорожно нажимала на звонок.

Гальскому не удалось обойти серую шляпку и злые тёмно-голубые глаза, в которых, однако, было молчаливое признание. Хулиганы в беретах выскочили из троллейбуса. Вместе с ними метнулась вниз какая-то тёмная фигура.

Потом Гальский потерял ориентацию. Инстинктивным движением врача он протянул через плечо элегантной дамы руку к монтёру и поддержал его голову; от виска через всю щёку тянулась набрякшая кроваво-синяя полоса; монтёр не падал, потому что его держала толпа.

«Рана может быть опасной», — подумал Гальский, и внезапный гнев на какую-то долю секунды заставил его забыть обо всём. Вибрирующие полосы задрожали в глазах. Он бросился к выходу, но дорогу преградил молодой человек с «бабочкой».

Позади себя Гальский услышал крики:

— Помогите! Спасите! Врача!

Гальский резко толкнул молодого человека и повис на подножке. Внизу зияла двухметровая яма, впереди была уличная толпа, которая росла на глазах. Там, в яме, на красных от ржавчины трубах, неподвижно лежали два человека в чёрных беретах. Их шеи и подбородки заливала кровь.

Размышлять было некогда. Гальский вскочил обратно в троллейбус и закричал:

— Прошу освободить место! Я врач!

Троллейбус быстро пустел. Гальский уложил монтёра на сиденье. Издалека уже доносился звук сирены скорой помощи. Монтёр через силу открыл мутные, будто масляные глаза. «Значит, дела не так уж плохи, — обрадовался Гальский. — Дядя здоровый и крепкий. А я уж опасался, что у него повреждена… — с минуту он думал, пытаясь подыскать подходящий латинский термин. — И надо же: какие-то миллиметры отделяли человека от того, чтобы из-за такой глупости — скандала в троллейбусе — остаться калекой на всю жизнь…»

Успокоившийся Гальский снова выскочил из троллейбуса. Яму заполнили люди, так что раненых уже не было видно. Гальский заметил в толпе белый халат врача скорой помощи и невольно усмехнулся. Потёр ладонью лоб и полез в карман за календариком.

«Среди бела дня, — подумал он, — в самом центре Варшавы. Такого ещё не бывало…» Он быстро провёл пальцем по страничкам карманного календаря, нажал на букву «К», раскрыл и поискал среди пяти номеров телефон, который ему оставил Колянко.