Злой

Кубусь медленно выпил лимонад, поправил «бабочку» цвета цикламена, заплатил, равнодушно кивнул головой Гавайке и вышел с Крушиной. Гавайка за всё это время ни разу на него не взглянула, переставляя ящики с пустыми бутылками из-под пива.

— Палит, — повторил Кубусь на улице.

Какое-то время оба шли молча, Крушина обливался потом.

— Новые ботинки? — беззаботно спросил Кубусь, услышав скрип подошв. Ноги Роберта были обуты в красивые туфли на толстой кожаной подошве.

— Новые, — с облегчением ответил Крушина. — Тысяча восемьсот. Знаю одного сапожника, который такие шьёт. Дёшево, правда? Могу к нему отвести, хочешь? Туфли что надо. — Было заметно, что он с удовольствием ухватился за эту тему.

— Скажи, Крушина, что тебе нужно, потому что у меня сегодня нет времени, — перебил его Кубусь.

— Сейчас! — закричал Крушина и неожиданно кинулся на мостовую. Он остановил проезжавшее мимо свободное такси, открыл дверцу и решительным движением втолкнул Кубу внутрь.

— Куда? — спросил шофёр.

— В город, — с усилием ответил Крушина.

Шофёр решил, что клиент, похоже, под градусом, и, не требуя дальнейших пояснений, двинулся к центру.

— Ну? — спросил терпеливо, хотя и со скрытой угрозой в голосе Кубусь. — В чём дело?

Крушина мучительно скривился, судорожным движением головы давая понять Кубусю, что не может говорить в такси. Кубусь понуро умолк, и Крушина опять вздохнул с облегчением. На углу Пенкной они увидели большую толпу. Это явно подбодрило Крушину, который немедленно выкрикнул, не без удовольствия:

— Что там за кутерьма? Что происходит?

— Ничего, — ответил Кубусь, — читают сообщение о вчерашнем кроссе.

— Вот оно что! — обрадовался Крушина. — Кто выиграл? Кто? Снова Вильчевский?

— Вильчевский, — подтвердил шофёр. — На медаль. Каждый день — сорок километров в час.

— На медаль! — восхитился Крушина. — Вылазь! — толкнул он Кубу. — Ставлю бутылку! За Вильчевского, чтоб он, бедняга, и дальше не поскользнулся. Тормози, пан, — бросил он шофёру. — Сколько там?

— Крушина! — пробормотал Кубусь, когда Роберт заплатил и оба они уже стояли на тротуаре. — Говорю тебе, у меня нет времени. Будь серьёзнее. Говори, в чём дело, и разойдёмся.

Но на Крушину, казалось, снизошло вдохновение.

— Пегус, мой мальчик! — сказал он сердечно. — Ты не хочешь водки. Хорошо, не буду тебя заставлять. Но ведь ты любишь сладкое, правда? Я тоже его обожаю. И ты мне не откажешь, сынок. Мы стоим как раз рядом с баром. Вот видишь: «Фрукты, мороженое»? Я заболею, если мы в него не зайдём. Всё, что захочешь, — твоё. Торт мокко, ванильный крем, смородиновое желе с молоком, торт «камарго», мороженое. О, огромная порция фисташкового мороженого со взбитыми сливками! Подумай, парень…

И прежде чем Кубусь успел что-нибудь сообразить, железные ладони Крушины почти впихнули его в бар «Фрукты, мороженое», где стены были украшены разноцветной керамикой на фруктовые темы.

— Вот тут, — заявил Крушина. — Садись. Пани, пожалуйста, — обратился он к официантке, — две порции мороженого, два крема и два апельсиновых напитка. Вот здорово, да? — улыбнулся он Кубусю, как добрая волшебница в сказке о спящей красавице; так ему, по крайней мере, казалось, потому что он на минуту забыл о своём сломанном носе, который мог вызвать дрожь в сердце любого смельчака.

— Подожди минутку, я должен позвонить. Только никуда не уходи! — приказал Крушина. На этот раз в его голосе прозвучала нотка угрозы и предупреждения, которая не снилась даже самым злым волшебницам из детских сказок. Он зашёл в кабину телефона-автомата, как раз напротив входа в зал, где сидел Кубусь, и прикрыл дверь: через окно кабины боксёр внимательно следил за своим спутником, готовый немедленно принять меры, едва тот проявит малейшее намерение сбежать. Спустя несколько минут Роберт вышел из кабины и заявил:

— Ты, Пегус, ещё не передумал? Ещё хочешь заработать несколько злотых?

Куба быстро глянул на Крушину; он сразу понял, что теперь инициатива уже не в его руках и не в руках Крушины, а всё решает кто-то третий.

— Ясное дело, — осторожно ответил он.

— Так сиди тихо и жди. Сейчас сюда придёт кто-то, желающий с тобой поговорить.

После этих слов он с наслаждением принялся за крем и мороженое, поэтому задумавшемуся Кубе не оставалось ничего другого, как сделать то же самое. На закуску он перечитал номер «Спортивного обозрения», разложенный на столике, между вазочками с мороженым. Столица жила в эти дни сообщениями с трассы велосипедного кросса.

Через некоторое время в бар зашёл инженер Альберт Вильга. Не поздоровавшись, он сел за столик Крушины и Кубуся.

— Это он? — спросил он Крушину, движением головы указывая на Кубу.

— Что для вас, пан? — поинтересовалась официантка, подходя к ним.

— Большую бутылку «Чинзано», — ответил Вильга, не оборачиваясь.

— У нас такого нет, — неуверенно ответила официантка.

— Тогда, пожалуйста, оставьте меня в покое, — с ледяной вежливостью заявил Вильга, и официантка отошла, не возразив ни слова.

Кубусь внимательно присматривался к Вильге: его поразил безупречный костюм и манеры, которые даже явному нахальству придавали оттенок элегантности.