Сюпка взглянул на него глазами глупого пса, которого лупят палками сразу с двух сторон.
— Пан комиссар, — тяжело простонал он, — я боялся, страшно боялся. И теперь боюсь… О, Иисусовы раны, как боюсь. Но что ж поделаешь?
— Чего вы боитесь? — спросил Дзярский.
— Этого Мехцинского бросили под поезд.
И вдруг — как из проколотого пузыря с быстрым шипением вырывается воздух, так и Сюпка, путаясь и спотыкаясь на отдельных слогах, стал говорить, захлёбываясь словами:
— Тот, другой, схватил его за куртку, тряхнул, а потом толкнул к выходу. Мехцинский кричал: «Спасите! Помогите!», — поэтому я и бросился вперёд, так как лежал тогда на полке. Было совсем пусто, а я — немного под градусом. Всё случилось настолько быстро, я и опомниться не успел. Шумит на ходу в этих электричках так, что совсем ничего не слышно. Тот тянул Мехцинского за одежду, а когда двери раздвинулись, он ещё и выглянул наружу. Видно, быстро догадался, что по соседней колее мчит экспресс, и… бах! этого бедного Мехцинского прямо под колёса… на рельсы…
Мацеяк, закусив губу, старательно печатал, клавиши упорно стучали. Колянко почувствовал, как у него пересохло в горле, и стал лихорадочно искать спички, которые держал в руках.
— И вы, пан, всё это видели? — бесстрастно спросил Дзярский, словно ошеломляющие показания Сюпки были всего лишь отчётом трамвайного контролёра.
— Видел, — ответил Сюпка, и голос его драматически задрожал.
— А чего же вы, пан, сейчас боитесь? — холодно повторил Дзярский: видимо, он считал, что сенсационные разоблачения Сюпки уже исчерпаны.
— Пан комиссар, — простонал Сюпка, вставая, потом снова сел, вытирая платком мокрый лоб, — мы на Варшавском узле знаем… нам известны… Мы слышали о таких историях, от которых лучше держаться подальше. Избави Бог узнать их поближе! Уж мы, железнодорожники, имеем на этот счёт своё мнение… Злых людей достаточно, пан комиссар, а такой злой человек способен на всё. Несколько железнодорожников уже закончили свою жизнь на рельсах, как этот Мехцинский.
— О чём вы, пан, говорите? — Дзярский взглянул на Сюпку так, что тот от страха зажмурил глаза.
«Конец! — с отчаянием подумал Сюпка. — Если теперь этот за меня возьмётся, то я до конца жизни отсюда не выйду…»
— О чём вы, пан, говорите? — повторил Дзярский. — Может, выскажетесь немного яснее? Какие-то факты? Конкретные случаи?
— Пан комиссар, — плаксиво начал Сюпка, — я не знаю. Я маленький человек… Чего вы от меня хотите? — Его лицо неприятно и смешно исказилось, слёзы потекли по морщинам. — Такая беда! И нужно же мне было при этом присутствовать! Что я могу знать о таких вещах? Разве мало было несчастных случаев с кондукторами под Воломином, под Тлушем, на станции в Зомбках? Отпустите меня, пан! Я уже сказал всё, что знаю. Разве я виноват, что люди убивают друг друга, как блох…
Вне всякого сомнения, Сюпка плакал! Он был на грани нервного шока, неподдельной истерики.
Дзярский мягко остановил его:
— Ну хорошо, хорошо, пан Сюпка, на сегодня хватит. Вызовем вас ещё раз. Сержант, прошу вывести гражданина Сюпку.
Мацеяк встал из-за стола пишущей машинки. Сюпка несколько раз поклонился. Оба вышли. Через минуту Мацеяк вернулся.
— Постоянное наблюдение, — обратился к нему Дзярский. — Прошу выделить специально двух людей, и пусть всё время за ним следят. Нужно проверить его карточку в личном отделе Окружной дирекции Варшавского железнодорожного узла.
— На какой день его вызывать снова? — спросил Мацеяк.
— Не будем вызывать, — усмехнулся Дзярский. — Нет необходимости. Если он говорил правду — ничего нового уже не добавит. Если же обманывал, нужно защитить его от неприятных последствий лжи. По сути нас интересует одно: в чью пользу и по чьему поручению он лгал? Сержант, организуйте, пожалуйста, наблюдение.
Сержант Мацеяк вышел из комнаты.
— Уфф, — глубоко вздохнул Дзярский и посмотрел на Колянко, который стоял, опершись на окно, и жадно курил.
— Поручик! — воскликнул он. — Чтоб его черти взяли! Ведь он сообщил сенсационные вещи, этот Сюпка.
— Да, — спокойно согласился Дзярский, — просто сенсационные. И потому предлагаю, чтобы вы, пан, о них написали. На сей раз это будет в интересах вашего… любимца.