Злой гений Нью-Йорка

— Я не верю своим ушам! Спригга застрелили! — Глаза его быстро бегали. — Полагаю, вы явились сюда для того, чтобы расспросить меня о нем. Что ж, приступайте. — Он бросил набитый бумагами портфель на стол, а сам уселся на деревянном стуле. — Сегодня утром в университет уже приходил детектив и успел задать мне кучу вопросов. Он больше напоминал мне пародию на сыщика в дешевой пьеске. «Как это таинственно!..» «Убийство, страшное убийство!» «И что же вам известно о некоем Джоне Спригге?» И так далее и тому подобное…Перепугал насмерть несколько первокурсников, а молодого преподавателя по английскому просто довел до нервного срыва. Мне повезло — я как раз отлучился ненадолго из кабинета. Но у этого нахала хватило совести спросить, с кем из женщин общался Спригг. Спригг и женщины! Да у этого мальчика в голове, кроме учебы и науки, ничего и не было. Самый способный ученик выпускного курса! Не пропустил ни одного занятия за все время. И когда он не отозвался сегодня утром на перекличке, я сразу понял: случилось что-то серьезное. А в обед все уже только и делали, что обсуждали это убийство… Так, может, вы сами мне все расскажете?

— Пока не можем, мистер Арнессон, у нас нет ответов, — спокойно отозвался Вэнс, пристально наблюдая за молодым человеком. — Тем не менее у нас есть детерминанта для вашей формулы. Джонни Спригг был застрелен сегодня утром из пистолета небольшого калибра в середину парика.

Несколько секунд Арнессон молча смотрел на Вэнса, потом откинул голову и расхохотался:

— Очередная абракадабра, да? Что-то вроде Птенца малиновки… Ну, рассказывайте, что вам известно.

И Вэнс вкратце поведал ему о преступлении.

— Вот и все, что нам стало известно на данный момент, — подытожил он. — А теперь, может быть, и вы, в свою очередь, что-нибудь расскажете нам?

— Боже мой, да нет же! — Арнессон, похоже, был искренне поражен всем случившимся. — Спригг… Один из моих лучших учеников. Настоящий гений! И все из-за того, что его родители среди всего множества имен выбрали именно имя Джон! Очевидно, это и предопределило его судьбу — какой-то маньяк прострелил ему голову. Скорее всего, это тот же весельчак, что стрелой прикончил Робина… — В нем просыпался философ. — Что ж, милая проблемка. Так вы действительно рассказали мне все? Мне нужно знать каждую мелочь. Может быть, в процессе расследования я открою новый математический метод. Как Кеплер, например. Помните, как он пришел к своему знаменитому исчислению бесконечно малых величин? Он пытался смастерить бочку для вина с минимальным количеством дерева и максимальным объемом содержимого. А вдруг формула, которую я выведу, откроет новые перспективы для науки? Ха! Тогда Робин и Спригг станут самыми настоящими мучениками.

Мне не понравилось отношение молодого человека к трагедии, но Вэнс, казалось, даже не замечал его хладнокровного цинизма.

— Да, я действительно кое-что опустил, — признался он и, повернувшись к Маркхэму, попросил его передать бумажку с математической формулой и тут же предъявил ее Арнессону.

Тот долго и внимательно изучал ее.

— Как я понимаю, сюда снова вмешался Епископ. Та же бумага и тот же шрифт, что и на предыдущих записках… Но откуда он взял эту формулу тензора Райманна-Кристоффеля? Любая другая еще как-то была бы понятна. Но это… Такая формула — случайность. Здесь кое-что пропущено. Боже! Я ведь только на днях разговаривал со Сприггом именно об этой формуле, и он сам записал ее.

— Пайн говорил нам, что Спригг приходил сюда вечером в четверг, — вставил Вэнс.

— Правда?.. В четверг? Ах, да! Все верно. И Парди тоже был тут. И Драккер. Мы о чем-то поспорили — вот и всплыла эта формула. А Парди еще заметил, что высшую математику можно применять в шахматах…

— А вы сами играете, кстати? — поинтересовался Вэнс.

— Когда-то играл, но потом бросил. Сама по себе игра чудесная, только вот сами шахматисты — люди ужасные.

— А вам когда-нибудь приходилось изучать гамбит Парди?

— Бедняга Парди! — Арнессон сухо улыбнулся. — Как математик, он кое-что из себя представляет. Из него мог бы получиться неплохой школьный учитель. Но деньги его испортили. Он переключился на шахматы. Я говорил ему, что его гамбит ненаучен, даже показывал, как его можно отразить. Но он ничего не хотел замечать. А потом Капабланка, Видман и Тартакоуэр разбили его теорию в пух и прах. Хотя я и предупреждал его, это его сломило. Потом он еще несколько лет посвятил другому гамбиту, но у него так ничего путного и не вышло. Сейчас он читает много соответствующей литературы, терпеливо ждет, что к нему придет вдохновение.

— Интересно… — протянул Вэнс; Арнессон передал ему спички, заметив, что тот успел набить свою трубку. — Скажите, а Парди был хорошо знаком со Сприггом?

— Нет. Пару раз они здесь встречались, но не более того. Правда, Парди хорошо знает Драккера — спрашивает его о потенциалах, скалярах, векторах. Наверное, надеется натолкнуться на нечто такое, что совершит революцию в шахматах.

— А его заинтересовала формула тензора, которую вы обсуждали в четверг?