Злой гений Нью-Йорка

— И это тоже входило в мои планы. — Вэнс вернулся к своему креслу. — А вы сами из лука не любите пострелять?

— Для меня это слишком утомительно. Мисс Диллар хотела вовлечь меня в этот вид спорта, но я оказался не слишком способным последователем. Правда, пару раз мы вместе с ней присутствовали на турнирах по стрельбе из лука.

В голосе Парди послышались теплые нотки, и у меня возникло такое чувство, что он симпатизирует мисс Диллар. Вэнс, очевидно, тоже заметил это, потому что после короткой паузы заметил:

— Вы понимаете, конечно, что мы не стремимся вмешиваться в личную жизнь граждан, но тем не менее мотив убийства двух молодых людей до сих пор не установлен. И так как предположительно здесь не последнюю роль сыграло соперничество за внимание юной дамы, мы хотели бы спросить вас, как друга семьи… Вам, наверное, было известно, кого предпочитала сама мисс Диллар?

Парди, тяжело вздохнув, ответил:

— Меня никогда не покидало ощущение, что они с Арнессоном в один прекрасный день обязательно поженятся. Но это лишь моя догадка. К тому же мне она говорила, что о замужестве до тридцати лет и думать не станет.

— Белль упоминала, что вы сегодня утром заходили к ней.

— Да, я частенько у них бываю.

— А вы хорошо знаете миссис Драккер? — неожиданно спросил Вэнс.

— Нет, не очень, — не скрывая удивления, ответил Парди, — несколько раз видел ее…

— Вы бывали у нее в доме?

— Да, но я приходил к Драккеру. Меня интересовало, как соотносятся математика и шахматы…

Вэнс понимающе кивнул:

— Кстати, как закончилась ваша вчерашняя партия с Рубинштейном? Я еще не читал сегодняшних газет.

— На сорок четвертом ходу я сдался, — сокрушенно произнес Парди.

— Как сказал нам профессор Диллар, Драккер предвидел такой исход. Вы ведь обсуждали вчера сложившуюся ситуацию?

Парди побагровел и нервно заерзал в кресле.

— Драккер вчера слишком много всего наболтал, — ядовито заметил он. — Сам-то он на турнирах не выступает, но все равно должен знать, что такие обсуждения строго запрещены. Правда, я его и не слушал. Я недооценил противника, а Драккер сумел заметить мои слабые места. Его анализ оказался действительно достаточно глубоким.

— Сколько же времени длилась игра? — как бы между прочим осведомился Вэнс.

— Она закончилась уже во втором часу ночи. Но в заключительной части партии было сделано всего четырнадцать ходов.

— А зрителей собралось много?

— Необычайно много. Особенно если учесть столь поздний час.

Вэнс потушил сигарету и поднялся со своего места. Когда мы спускались вниз, перед самым выходом на улицу он вдруг остановился и, уставившись на Парди немигающим взглядом, заявил:

— А вы знаете, шахматные фигуры иногда играют в нашей жизни необычную роль. Вот, например, черный слон…

Но он не договорил, потому что его упоминание об этой фигуре подействовало на Парди весьма своеобразно. Тому словно влепили пощечину: он внезапно побледнел, губы его задрожали, казалось, он силился что-то сказать, но так и не смог…

Когда мы шли к машине прокурора, припаркованной перед домом Драккеров на 76-й улице, Маркхэм строго спросил Вэнса, зачем тому понадобилось упоминание о черном слоне.

— Я надеялся, что он как-то проявит себя, скажет что-нибудь в ответ касательно партии, но такого эффекта я и не ожидал. А вот теперь мне самому интересно, как все же проходила эта игра между Парди и Рубинштейном. Никаких особых причин на то нет. Считайте, что это просто моя прихоть, мой каприз. И поймите — уж очень долго она продолжалась. С одиннадцати до часа с лишним. Чертовски большой срок, чтобы закончить партию в сорок четыре хода.

Было решено заехать в Манхэттенский шахматный клуб. Вэнс вышел из машины один и обещал вернуться через пять минут. Но времени прошло гораздо больше, прежде чем мы снова увидели его. В руке он держал листок бумаги с какими-то записями. Правда, никакого удовлетворения на его лице мы не заметили.

— Моя далеко идущая и очень красивая шахматная теория разлетелась в пух и прах, — поморщился он. — Я только что переговорил с секретарем клуба. Так или иначе, битва действительно продолжалась очень долго и была полна стратегических поворотов, всевозможных уловок и чуть ли не эзотерических ходов. Особенно необычной как раз получилась заключительная, отложенная часть партии. Она началась в одиннадцать, а уже в половине двенадцатого всем казалось, что Парди непременно победит. Но Рубинштейн все же доказал свое превосходство. Причем именно так, как это и предвидел Драккер, о чем он и говорил Парди еще вчера, будучи в гостях у профессора Диллара. Удивительный мозг у этого Драккера…

Нам стало понятно, что не только это расстроило Вэнса. Как бы в подтверждение наших догадок он с недовольством в голосе продолжал:

— И все же я добился своего. Я раздобыл листок с подробной записью всех ходов этой партии и на одолженном чуть раньше листке из блокнота сержанта тщательно переписал его. Когда у меня будет время или появится желание о чем-нибудь подумать, я обязательно разыграю эту партию, чтобы окончательно разобраться в ней.