Владимир Александрович оторвался от мыслей, бросил взгляд вниз — по склону поднималась группа офицеров в белых летних кителях, блеснули золотом генеральские погоны. Ирман стал спускаться вниз, все же непосредственного начальника нужно встречать в артиллерийских двориках, где расположилась батарея с пятью 152 мм крепостными пушками в 190 пудов весом. И пусть эти пушки были образца 1877 года, но снаряженную восьмью фунтами черного пороха бомбу могли забросить чуть дальше семи верст. Но к сожалению такая батарея была одна, правда имелось еще пять менее дальнобойных пушек того же калибра, но укороченных, в 120 пудов. Остальные три с половиной десятка орудий артиллерии представляли на треть девяти фунтовые пушки, в 107 мм — более тяжелые крепостные и легкие полевые, но их была ровно дюжина. А две трети легкие 87 мм пушки, четырех фунтовые образца 1877 года. Но дальность стрельбы из них была приличная — снаряд летел на шесть с половиной верст.
Вот только рапорт отдать не пришлось — Фок отмахнулся, и с нескрываемым ехидством во взоре стал рассматривать артиллерийские позиции. Ирман напрягся — чувствовалось, что генерал собрался «плеваться ядом» что та гадюка, и повод у него имеется, причем веский, раз на губах появилась презрительная для него повседневная улыбочка.
— Как красиво стоят пушечки, колесико к колесику, открыто, словно на параде. И расчеты застыли у них бравые, не понимают красавцы, что начнется штурм, и они превратятся в покойников, холодных, и еды не требующих. Сплошная экономия для наших интендантов.
Фок «плюнул ядом» по своей привычке — Ирман покрылся багрянцем, ибо он не командовал ротами крепостной артиллерии, так как генерал ему их не подчинил. Хотя мог бы довериться своему начальнику артиллерийской бригады и сосредоточить в одних руках общее командование.
— И кто же так решил пушки поставить, хотелось бы спросить?!
— Орудия ставят по плану штаба крепостной артиллерии — я возражал против этого!
— Вот и хорошо, что возражали, я прислушался к вашим доводам. А потому обе роты крепостной артиллерии подчиняю вам всецело, и отдам приказ незамедлительно. Да, как тут все запущено!
Начальник дивизии обвел взглядом позицию и отчетливо хмыкнул, на губы наползла ехидная улыбка. Владимир Александрович застыл, не в силах поверить — Фок открыто признал свою неправоту?!
Да такого быть не может!
Но нет, он все правильно расслышал, не ошибся, вон и старый генерал Надеин стоит, потрясенный словами начальника. Да и командиры стрелковых полков переглянулись — особенно выразительным был взгляд у полковника Третьякова, буквально ошарашенного словами Фока — подчиненные ему батальоны и занимали гору Наньшань.
— Придется исправлять ситуацию, господа, нам здесь драться! Давайте посмотрим карту, я тут наскоро сделал отметки…
Глава 3
— Гора Наньшань, которую предстоит оборонять вашему полку, Николай Александрович, имеет ключевой значение, — начальник дивизии посмотрел на Третьякова, и полковник только кивнул головой — для него это и так понятно, раз укрепления строят, как говорят, «денно и нощно».
Его 5-й Восточно-Сибирский стрелковый полк входил в состав 2-й дивизии, но сейчас стал «пасынком» в 4-й дивизии генерал-майора Фока, переданный в состав Квантунского укрепленного района. Понятно, что требовалось усиление, вот только оказаться в таком подчинении Николаю Александровичу сильно не нравилось.
И на то были причины!
Александр Викторович рассматривал вверенную ему дивизию, как в былое время московских царей рачительный и добрый боярин свою собственную вотчину. По-настоящему заботливый к солдатам, великолепно знающий нюансы их нехитрого быта, вникающий во все проблемы службы, «Фока» имел огромное влияние — солдаты его любили, а младшие офицеры уважали и считали его примером истового служения отечеству.
И действительно было за что так «обожествлять» генерала нижним чинам, хорошо знающих его с Китайского похода 1900-1901 годов, так что дать ему единственному среди артурских генералов, персональное прозвище.
Вот только популярность у солдат и офицеров вызвала стойкую неприязнь у старших командиров. Въедливость и язвительность Фока оказалась настолько ядовитой, что штаб-офицеров трясло от едва сдерживаемой злобы. Нет, в тупости генерала не упрекнешь — старик был знающим военное дело, даже статьи писал, что для «вечных строевиков» редкость. А еще опытным и, что самое главное, боевым генералом, прошедшим весь путь с самой низовой должности субалтерн-офицера, командира отдельного батальона и трех полков, и имевшего блестящие аттестации не только от начальства, но и подчиненных. Одного из первых георгиевских кавалеров в войне с турками — репутация складывалась давно. А еще Фок получил почетное золотое оружие «за храбрость» в боях против китайцев, вместе с очередным ранением, будучи начальником стрелковой бригады.