Злой город

Наконец, дошло до всех. И верно, если дружина будет знать, что Роман в простой ратной кольчуге воюет, то до последнего воина будут надеяться, что князя не убили.

– Но ведь я того, с кем поменяюсь, под стрелы татарские подставлю! Его-то точно убьют! Кому я такую злую долю пожелать могу?

– То не злая доля, князь, а честь великая – твое имя на себя принять на время. За него и погибнуть не страшно. А коли одолеем врага да выживем, то расскажем, что ты в простой одеже бился.

– Все одно, человека вместо себя на погибель посылать…

– Не просто человека, а воина. Коли мне доверишь, так я пойду.

– А я в твоей?

– Нет, ты в чьей попроще, моя тоже приметная больно. Ты выжить должен, Роман Ингваревич.

– Да не хочу я выживать за чужой счет!

– А здесь не твоя воля, здесь господняя. Коли будет на то Его воля, то и я выживу. Но нам, Роман Ингваревич, не только твои голова и доблесть нужны, но и твое имя, им Батыгу долго пугать можно. Понял ли?

– Вот тут не понял, как его моим именем пугать, если он видеть будет, что человека в моем шеломе убили?

– А-а! Он будет думать, что ты погиб, а ты снова нападешь уже сам по себе, без переодевания.

– Хм…

– Вот тебе и «хм». Их так много прет, что и всем нам вместе сразу не осилить, бить только частями можно, сам же понимаешь, так что думать надо, князь Роман, как побольше татар побить, да поменьше своих людей при том положить. Не стоит воевать до последнего дружинника, лучше их сохранить и сзади напасть.

Вокруг раздались негодующие голоса, мол, хватит уже спину врагам казать, не бывало такого на Руси, чтоб от врага бегали…

Роман поднял руку, призывая к вниманию:

– Верно говорит! Что с того, что мы все поляжем? Проку ни нам, ни Руси не будет. Как поймем, что не победить, лучше уйти, как ушли на Воронеже, а потом снова встретить. Только сейчас не Воронеж, отступать нам просто некуда, позади одна Москова Кучкова, за ней не спрятаться, потому если придется уходить, то, прорываясь через их ряды, с боем прорываясь. Конечно, мы их одолеть не сможем, у Батыя в десяток раз воинов больше, обученных, жестоких. А у нас? Половина не дружина, а ополчение…

Из-за спины раздался обиженный голос:

– А чего ополчение, князь? Ополчение спину не покажет, зря боишься.

Роман обернулся к крепкому мужику, опиравшемуся на рогатину, с какой в прошлом году, небось, на медведя ходил.

– А я не боюсь. Ни что спину покажете, ни что испугаетесь. Татарин, он хоть и опаснее медведя, но не страшнее. Только конный дружинник, в крайнем случае, может успеть уйти, а пешему одно спасение – в лесу. Потому встанете ближе к лесу и головы зря класть не будете, как только увидите, что мы на прорыв пошли, исчезнете, чтобы вас и в сугробах не нашли! Степняки леса боятся.

– Чего еще?! – возмутился, но не слишком уверенно, бородатый владелец рогатины.

– А того, что ни к чему свою башку зря под татарский меч подставлять, она пригодится. То мой княжий вам сказ! Зато потом в спину им бейте, как вон Евпатий Коловрат со своими бил!

Долго обсуждали, как дружину ставить, как ополчению вставать, что кому делать в каком случае. Вроде все уже было ясно, когда тот самый бородач поинтересовался:

– А одежей с кем меняться станешь, князь Роман? Ежели так, давай со мной, я свою голову зря класть не буду, а вот за твое имя дорого отдам.

– За то спасибо, да только воевода прав, надо, чтоб человек при коне был да при оружии дорогом, а я свой меч на твою рогатину и ради такого случая не променяю.

Вокруг рассмеялись, беззлобно подшучивая над ополченцем:

– Не вышло, Игнат, в князья-то?

Тот разводил руками:

– Да уж… видно, рожей не вышел…

– Га… га… га… али рогатиной…

От смеха стало немного легче, хотя все понимали, что завтра судьба порешит, кто будет дальше смеяться, а кто уж свое отсмеялся.

– Князь Роман, гляди…

Человек держался в седле явно из последних сил. Его подхватили, сняли, но он все равно не выпускал из рук копья. Едва слышно прохрипел:

– Роману… Ингваре… Евпатия копье…

Роман тряхнул парня за плечи:

– Где сам боярин?!

– Погиб… сильно бились…

– С кем бились? Говорить можешь?

– Глотнуть бы чего…

Дружинника быстро занесли в шатер, укутали обмерзшее тело, поднесли горячего сбитня, лекарь взялся прикладывать к ранам распаренные травы…

– Обморозился сильно, облезать будет, – сокрушенно покачал он головой.

Чуть придя в себя, парень начал рассказывать, но Роман остановил его:

– Тебя как зовут-то?

– Фомой…

– Откуда про Евпатия знаешь?

– В его дружине был… до конца был…

– Говори, что знаешь…

Фома рассказывал, как встретили их люди самого Романа, как увидели разоренную, сожженную Рязань, как решили догнать и бить Батыево войско, сколько бы их ни было… рассказывал о нападениях на обоз, уничтожении многих татар, о том, как Евпатий развалил Хостоврула надвое, как татары устроили вертушку…

Роман крякнул:

– Вот почему их так долго нет, я уж боялся, что другим путем ушли!

Потом Фома говорил о том, как погиб Евпатий.

– Из пороков людей бить? Знатно Батыга испугался, что на нашего боярина даже богатырей более напускать не решился, издали камнеметами бил!