Злой город

– Видел, дураки, вот-вот пойдет лед, тогда их же самих затопит.

– Но они так торопятся, что могут успеть до ледохода. Лед пока крепкий.

Мы поднялись на стену. Да, на той стороне работали исключительно споро… Во рву, поверх льда, быстро росла гора веток. Еще день-другой такой работы, и ров завалят.

– Поджечь бы…

Сотник покачал головой:

– Все мокрое, не загорится.

Я вдруг обрадованно заорала:

– Подожжем!

– Визгом?

– Зря смеешься. Мы можем как-нибудь докинуть до рва горшок?

– Какой горшок?

– Ну, обыкновенный горшок. Придумай, а?

– Зачем? – Он уже понял, что я нашла выход, но еще не понял какой.

– Вятич, помнишь, дружинники отобрали воз с горшками у двух татей? Его еще поставили в старый сарай, он там и остался. В горшках греческий огонь!

– Нефть? Но ее поджигать надо. Ладно, придумаем. Ты права.

– Нет, ее не надо поджигать.

Я почему-то совершенно не удивилась вопросу про нефть, наверняка сама когда-то говорила или думала, а Вятич услышал мои мысли. Но моя память (спасибо ей!) услужливо вытащила из закоулков статью про таинственный греческий огонь. Его точный состав так и остался неизвестен, но предполагают, что там было кроме нефти и еще много чего (тут память буксовала, но мне это уже неважно), известь, то ли гашеная, то ли нет, которая вступала в реакцию с водой и нагревалась так, что начинала гореть нефть. Во всяком случае, попробовать стоило.

Я попыталась на пальцах объяснить Вятичу принцип действия, он слушал внимательно, кивая головой.

– Молодец, хорошо сообразила. Много там горшков? Не отсырели?

– Если бы отсырели, то не только сарая, но и всего Козельска уже не было бы, горшков много.

К вечеру была готова катапульта. Выбравшись на стену, мы сначала зарядили в нее простой горшок с камнями. С первой попытки камни полетели в нас самих. Изменили кое-что, метнули еще раз. Недолет. Потом перелет. Изведя шесть горшков и перепугав ближних ко рву татар, мы добились своего, «снаряды» стали падать в яблочко.

Теперь в катапульту загрузили опасный горшок, Вятич разогнал со стены всех, включая меня, не помогли никакие призывы к справедливости, ведь это моя идея, даже слушать не стал, просто вышвырнул, как котенка, вниз, и все. Мы с Лушкой, недолго думая, поднялись по другой лестнице, чтобы не пропустить столь важное событие.

– А чего это он нам кулаки показывает? – поинтересовалась сестрица.

Я вовсю делала вид, что этих самых кулаков Вятича не замечаю.

– Не обращай внимания, он всегда так.

Наконец, в ров полетел горшок со смесью, за ним второй. Кажется, попали. Следующие мгновения тянулись вечно. Сначала показалось, что ничего не произошло, но потом ухо уловило легкое шипение и… через несколько минут ров пылал полностью! Все, что с таким трудом стаскивали два дня, сгорело. Видимо нефть из горшков растеклась по льду, потому что огонь появлялся сначала где-то в глубине, а потом охватывал ветки уже с треском.

Татары выбегали из шатров, одни бежали ко рву, другие, наоборот, с криками мчались прочь. Горел лед! Горел снег под ногами! Горело то, что гореть никак не могло.

Мы с Лушкой бросились по стене к Вятичу и его помощникам:

– Победа! Получилось! Ура!

Конечно, сестрица не могла не поинтересоваться:

– А что такое «ура»?

– Это крик радости. По-татарски, кстати.

Теперь потребовалось объяснять слово «кстати». Вятич наклонился к моему уху:

– При чем здесь татарский? Ты когда язык научишься сдерживать?

– Вот Батыя убью и научусь.

– Батый там, между прочим, – сотник кивнул куда-то на северо-запад. – А здесь только Субедей.

– Ничего, и туда доберемся.

На следующий день татары хворост не таскали, Лушка радовалась:

– Что, паразиты, осознали бесполезность своих действий?

Вятич задал мне резонный вопрос:

– Ее кто таким словам научил?

– Ну, я, а что? Ты же тоже так говоришь.

– Ты меня учила? Или я разговариваю так с кем-то, кроме тебя? Просил же, чтобы придержала язык.

– Есть, товарищ начальник, – вздохнула я.

А еще через день дружинники со стены радостно объявили:

– Вода пошла!

Теперь уже я, как Лушка, совершенно идиотски поинтересовалась:

– Куда пошла?

А сестрица мне поясняла:

– Подниматься начала. Через пару дней лед тронется, тогда татары совсем в грязи сидеть будут. Тут Жиздра знаешь как разольется… А потом и Другуска с Малой. А эти дураки еще в ров дряни всякой накидали. Мы всегда его чистили, даже лед мужики рубили перед ледоходом, чтобы мост не подтапливало.

Юртаджи приволокли из деревни выше по течению несколько местных мужиков и баб. Баб тут же разобрали сотники, все же у царевичей в обозе ехали жены и наложницы, а чинам помельче такого не полагалось – и было уже все равно красивая или нет, лишь бы была бабой. Мужики под пытками много чего рассказали, вернее, рассказывал один, трое плевали на него и всячески ругали. Но рассказанное монголам совсем не понравилось.

Выходило, что крепость неприступна, что скоро все вокруг зальет водой и придется долго сидеть и ждать, когда подсохнет. Что воины урусов не только в крепости, но и в лесу. Больше всего допрашивавшего сотника испугало произнесенное им имя: князь Роман Ингваревич!