Злой город

Зато мы захватили татарина, и довольно важного. Заметив, как от шатра в сторону леса бросился человек, видно, надеясь переждать опасность в тени, я показала на него Вятичу. Тот кивнул, сделав мне знак, чтобы оставалась на месте. И все же в захвате мне поневоле пришлось поучаствовать, потому что тот, петляя зайцем, помчался именно в мою сторону. На мгновение мы с татарином оказались совсем рядом, по разные стороны куста, я, лежа на земле, а он, с мечом поджидая нападения Вятича. Не воспользоваться тем, что рядом с моим лицом оказалась нога татарина, я, конечно, не могла. Дернула изо всех сил, остальное доделал Вятич.

Татарина пришлось серьезно приложить по голове, уж очень брыкался, и чтобы связать, использовать собственные ремни. Когда мне наконец надоело его сопротивление, не задумываясь, врезала ему по причинному месту, а у бедолаги даже возможности за него схватиться не было, руки-то связаны. На его крик никто не обратил внимания, весь лес гудел от звуков боя.

Наш пленник оказался важной шишкой – сотником. Он категорически отказывался говорить, явно напрашиваясь на то, чтобы его казнили. А знал наверняка много. Как же из него вытянуть? Коловрат уже решил казнить, не уговаривать же татарина, чтобы выдал военную тайну. И тут меня понесло…

– Евпатий Львович, дай мне с ним поговорить?

– Тебе?

– Ага.

– Беседуй.

Демонстративно вытащив большой нож, я попробовала его на руке, сдула якобы сбритые острым клинком волосы, подошла к татарину и неожиданно для всех… разрезала ему штаны в месте ширинки. Краем глаза заметила, как смеется Вятич, то ли уже понял, что я собираюсь делать, то ли просто веселился над тем, что женщина без таких фокусов не может…

– Скажи ему, – я кивнула дружиннику, служившему толмачом, – я сейчас… его хозяйство буду нарезать тонкими полосками и ему же скармливать. Если, конечно, не станет разговорчивее.

Все, кто слышал, повалились от хохота.

Но шоу продолжалось. Пленный дернулся, однако на шантаж не поддался. Он зря думал, что я не смогу, во мне давно умерли все добрые чувства к ордынцам, еще с Рязани умерли, теперь я могла бы настрогать их стружкой всех, только пачкаться противно.

Основательно нагрев нож на костре, я спокойно подошла к пленному, посоветовала дружинникам: «Держите его крепче, чтобы не дергался, а то могу обрезаться», а ему вдруг показала нагретый нож и доходчиво, словно успокаивая, объяснила:

– Если хорошо нагреть, то идет, как по маслу, кусочки тонкими получатся, не подавишься.

Убедилась, что толмач перевел, и деловито протянула руку к вывалившемуся из разрезанных штанов хозяйству. Если бы этот придурок потерпел еще секунду, то экзекуция прекратилась бы. От немытого ордынца воняло так, что дыханье сперло, а трогать его тело было невыносимо противно. Наверное, если бы коснулась его члена, то весь запас съеденной за два дня каши стошнило бы прямо на него самого или дружинников. К счастью, не пришлось, пленный заорал благим матом, выкрикивая какие-то слова и пытаясь вырваться из державших его цепких рук. Толмач расхохотался:

– Он готов говорить.

Я спокойно кивнула, нож, однако, не пряча. Дружина просто валялась на земле, Евпатий держался за живот:

– Ну и малец!

– Допрашивайте, пока испуг не прошел.

Пленный начал отвечать на вопросы, а Вятич потащил меня в сторону, шипя в ухо:

– Иди вымой руки. Садистка несчастная, мужика члена лишать!

И снова сотник разговаривал со мной нормальным современным языком, а я фыркала в ответ:

– Мне бы Батыю настрогать.

После этого в дружине любимой стала угроза: «Никола хрен горячим ножом настрогает». Хорошо хоть никто не разобрал моих строевых команд, не то пришлось бы долго объяснять, что такое «равняйсь». Только Вятич поиздевался вволю:

– Ты откуда строевые команды знаешь?

– А ты откуда знаешь, что они строевые?

– Я все про тебя знаю.

Я вспомнила, что Вятич, наверное, умеет читать мысли, как и его отец Ворон, и вздохнула. Жить под колпаком несладко, но избавляться вот от такого «колпака» я не желала, с ним надежно, как в сейфе швейцарского банка.

Я ходила гордая своей значимостью и неповторимостью, ожидая, когда же мы еще отправимся пугать татарских лошадей и брать в плен их начальство.

Но больше выть волками нам не позволил Евпатий Коловрат:

– Татары тоже не дураки, живо сообразят, что волки больно вовремя появляются. Попугали – и будет.

Я попробовала возмутиться:

– Но ведь помогает!

– Хватит, я сказал!

Никакой демократии…

Вятич тоже согласился:

– Татары в следующий раз волков искать станут нарочно, потому и соваться не стоит. Если, конечно, не хочешь свою башку подставить под татарскую стрелу.

Я не хотела. Мне понравилось калечить татарских лошадей и вообще воевать. Сотник снова сокрушенно вздыхал, я понимала без слов: навязалась на его голову.