На экране были видны стоящие на мосту танки, которые обстреливали исходящее черным дымом здание парламента. Однако Светлана не столько следила за происходящим, сколько думала. Дмитрий угадал ее мысли и с ужасом ждал решения, не имея никаких сил на него повлиять, Более того, к нему в душу стало закрадываться омерзительное чувство облегчения и смирения перед всем происходящим. Его можно было бы выразить такими гаденькими словами: «Я сделал все, что мог и пусть будет, что будет», если бы он осмелился сформулировать это чувство, хотя бы для самого себя, а не стыдился его и трусливо гнал прочь.
Она взяла сигарету и закурила – он сделал то же самое, и опять они не взглянули друг на друга и не сказали ни слова.
– Когда он позвонит? – вдруг спросила она.
– Не знаю.
– Но это будет именно сегодня?
– Да.
Она встала, равнодушно отвернулась от экрана, где восемь солдат под прикрытием медленно ползущего БТРа продвигались в направлении Белого дома, и пошла в ванную. Он тоже поднялся с постели, оделся и, подойдя к двери, постучал:
– Что ты собираешься делать?
– Не спрашивай меня ни о чем.
– Я тебя не пушу.
Он произнес эти слова вслух и сам понял, как неубедительно и жалко они звучат. Не дождавшись ответа, он вновь вернулся в большую комнату и тупо уставился на экран, где толпа людей бежала врассыпную с моста. Через некоторое время Светлана вышла из ванной и, войдя в комнату, подошла к платяному шкафу, стоявшему слева от телевизора. Она открыла его дверцу, обернулась и, увидев, что Дмитрий пристально следит за всеми ее движениями, сухо сказала:
– Отвернись, я буду одеваться.
Он встал и пошел на кухню, где вновь курил, смотрел в окно, трогал свои синяки и чувствовал, как все больше волнуется. Он испытывал гадливость и презрение к самому себе, и эти чувства дополнялись еще одним – чувством вины, особенно, когда Светлана, бледная и накрашенная вышла в коридор и стала причесываться перед зеркалом.
– Давай выпьем, – не оборачиваясь, бросила она ему, и он послушно полез в холодильник, достал оттуда бутылку американского виски, половину которой они выпили в первый день ее переезда к нему и не допили, потому что слишком торопились в постель.
Он разлил виски в рюмки, она пришла на кухню, взяла свою и молча выпила.
– Может быть, все-таки не стоит… ведь не ворвутся же они в квартиру…
– И что? Сидеть, как крысы, и всего бояться? Вопрос прозвучал так жестко, что он сник. Но через минуту ему пришла в голову другая мысль:
– А что, если тебе вернуться в Козельск, ведь никто не знает, что ты оттуда.
– А что они с тобой сделают, ты подумал?
– Да что я…
– Молчи лучше.
И вновь напряженное молчание. Они перешли в большую комнату, прихватив с собой бутылку, она села в кресло, а он на диван напротив. В изнурительном ожидании прошел целый час – и это был самый тяжелый час в их жизни. Поэтому телефонный звонок, которого они так боялись и ненавидели прежде, оказался сейчас желанным избавлением.
– Не трогай, я сама подойду, – резко сказала она, и он опустился на диван с бешено колотящимся сердцем.
– Да… Да, Света… Да… Прямо сейчас… Куда?.. Хорошо.
Светлана не вернулась в комнату, он только услышал, как она снимает с вешалки плащ. Дмитрий выскочил в прихожую и дрожащим голосом произнес только одно слово:
– Света…
– Молчи.
Это было как звонкая пощечина. Он застыл на месте, глядя, как она открывает дверь и, не оборачиваясь на него, выходит из квартиры. Едва за ней закрылась дверь, как он бросился в комнату, схватил бутылку и прямо из горлышка допил ее содержимое. Потом метнулся к окну. Во дворе стоял темно-вишневый «БМВ». Светлана вышла из подъезда и подошла к машине. Перед ней открылась дверца – Дмитрий видел сверху только руку мужчины, – и она села внутрь. Машина мягко тронулась с места, через минуту двор опустел. И вот тут он сполз на пол, прислонился к холодной батарее и затрясся в рыданиях…
Затем он какое-то время кругами ходил по комнате, периодически бросаясь на диван и утыкаясь в подушку пылавшим лицом. В один из таких моментов он как будто о чем-то вспомнил и тогда, с трудом встав на колени, залез под стол и внимательно обследовал его поверхность снизу. Потом поднялся, встал на диван и тщательно осмотрел ворс ковра, висевшего на стене. Там он действительно нашел то, что искал – похожий на радиодеталь миниатюрный микрофон. Яростно вырвав из ковра, он выкинул его в форточку и снова заметался по комнате…
Теперь ко всем его мучениям от унижения и бессильной злости примешивались и муки ревности. Мысленным взором он видел Светлану уже раздевающуюся перед… Он никогда не видел этого Георгия, но почему-то представлял его себе грубым грузином с непременно жадными и волосатыми руками, унизанными золотыми перстнями. И вот эти руки срывают с нее бюстгальтер и начинают мять груди… Он понял, что если немедленно не напьется до полного бесчувствия, то просто сойдет с ума, а потому бросился в прихожую и стал одеваться.