— Эй, парень! Хорош на ордынца таращиться, — прокричал с проезжей башни Кузьма. — Давай в крепость, а то что-то Орда зашевелилась. Ворота закрывать надобно и мост подымать.
Митяй бросил на побежденного последний взгляд.
— Ты это… к своим ползи, — буркнул он и, повернувшись спиной, пошел к воротам…
Сотник оторвал от лица окровавленные руки. Мир плавал перед глазами. Но плавал он не от удара.
Из глаз сотника лились слезы ярости, смешиваясь с кровью. Он не чувствовал боли — боль несмываемого позора была намного страшнее. Сломанное лицо может зажить — сломанное имя теперь навсегда останется уродливым прозвищем в глазах соплеменников.
Не-ет!!!
Сотник Черных Шулмусов собрал волю в кулак и приподнялся на локте.
Широкая спина врага удалялась, и это удесятерило силы. Сотник выплюнул выбитые зубы, стер рукавом кровь с глаз. Его рука метнулась к голенищу сапога, словно сам собой перевернулся в руке и лег узким лезвием в ладонь напоенный ядом узкий нож. Сотник лично перед каждой битвой выдерживал в лошадином навозе снабженный специальной бороздкой клинок ножа вместе с наконечниками стрел, густо намазав их перед этим смесью из лошадиной крови, яда степной гадюки и гниющей человеческой плоти. Что бы там ни говорили некоторые об уловках, недостойных воина, — плевать! Враг не должен жить — на то он и враг!
Сверкающей птицей смерти нож выпорхнул из ладони. Пришла запоздалая мысль — не царапнул ли случайно лезвием свою руку? Но что значит собственная смерть, пусть даже медленная и мучительная, по сравнению со смертью опозорившего тебя врага?..
— Митькаааа!!!!!
Голос Кузьмы, раздавшийся с башни, был страшен. Митяй задрал голову.
«Чего это он?»
И даже не сразу понял, что это его клюнуло сзади в незащищенную шею. Он поднял руку, словно сгоняя кусучего слепня, и вдруг сплошная черная муть плеснула в глаза…
Митяй рухнул на колени, потом медленно опустился на бревна моста, будто устал, да и прилег отдохнуть там же, где стоял…
Жуткий многоголосый вопль раздался со стены города. Но как сладки бессильные вопли разъяренного врага!
Сотник захохотал и вскочил на ноги — откуда силы взялись? Железный конь подбежал и послушно подставил спину. Сотник взлетел в седло, на скаку, наклонившись, подхватил с земли саблю. Унявшаяся было кровь хлынула снова из носа и рта, мир закачался перед глазами — пусть! Колени уверенно правили конем, а мир — пускай себе качается. Главное — имя очищено, враг мертв, а остальное — не в счет!
Скакун рванул было к колышущемуся строю ордынских всадников, но сотник осадил его и, развернув, издевательски махнул саблей в сторону города, словно горло кому перерезал. Что могут сделать медлительные урусы против воина, закованного в непробиваемую броню? Болты их неповоротливых самострелов медленны и видны в полете, а стрелы, пущенные из луков он смело примет на грудь — от кованого в Толедо нагрудника стрелы с тяжелыми боевыми наконечниками отлетают, даже будучи пущенными с тридцати шагов…
По-прежнему невозмутимый Ли кивнул Никите.
— Ну, лови! — прошептал Никита, легко поворачивая на станине самострел, над которым они с Ли трудились полночи. Последний из чжурчженей поднес факел к хвостику, торчащему из необычно толстой стрелы.
— Можно, — коротко произнес он…
Со стены слетела сверкающая комета. От удивления сотник Черных Шулмусов замер на мгновение и даже рот приоткрыл.
Неожиданно комета вспыхнула и превратилась в молнию.
Выбив оставшиеся зубы, молния влетела в открытый рот сотника и взорвалась, разлохматив чешуйчатый верх доспеха и превратив голову всадника в фонтан из кровавых брызг и костяной крошки. Шлем отлетел далеко в сторону, словно игрушечный мяч, и, прокатившись по земле, свалился в ров, а обезумевший конь понес обезглавленное тело к волнующейся линии всадников, подальше от крепости с ее ужасающим оружием…
— Чжонь-тхай-лой пришелся ему не по вкусу, — флегматично заметил Ли…
— Чжонь-тхай-лой. Потрясающий небо гром, — эхом слов, сказанных за пять полетов стрелы, прошептал Субэдэ. — Урусам известно тайное оружие чжурчженей.
Наметанным глазом он заметил волнение в доселе неподвижных рядах всадников своего тумена. Для них, завоевавших половину страны Нанкиясу, огненный порошок не был в диковинку. Не раз и не два брали чжурчженьские крепости и с их порошком, и без него. И, коли будет на то милость Тэнгре, завоюем и вторую половину Нанкиясу, и весь мир возьмем за затылок железными пальцами, поставим на колени и заставим целовать следы ордынских коней. Но, забери их мангусы, откуда у урусов могло появиться оружие, тайну которого Субэдэ лично вырвал из уст старейшего чжурчженьского колдуна?