Злой Город

В глубине души Дмитрий очень испугался, хотя изо всех сил постарался не показывать этого Светла не. Впрочем, она и так это почувствовала, а потому смотрела на него вопросительно-тревожно. Он еще не знал, что произошло и кто эти люди, но уже понял, что его короткому и безмятежному счастью настал конец и ничего уже не поправить, чтобы вновь вернуться к тому радостно-безоблачному состоянию души, в котором он пребывал последнюю неделю. Оказалось, что достаточно одного телефонного звонка– и все, и мгновенно наступило крушение привычной жизни, и потянуло тяжелым, трупным запахом, от которого не спрятаться и который подступает к горлу омерзительным удушьем.

Так и забыв раздеться, они еще долго сидели в креслах друг против друга, а цветы и миллион рублей постоянно напоминали им о том, что телефонный звонок – не мираж, он обязательно повторится, белый «феррари» – не призрак, и хотя он уехал вскоре после звонка, еще обязательно вернется, этими цветами можно покрыть могилу их спокойствия и всей прежней жизни.

В эту ночь их ласки были столь странными, утонченными и печальными, как будто это была их последняя ночь перед неизбежной и неведомой разлукой – оба чувствовали это, стараясь изо всех сил удовлетворить малейшее желание друг друга, и стыдились этого, словно заранее признав неизбежность поражения.

Утром Дмитрий стал собираться с особой тщательностью, словно ему предстояло важное деловое свидание.

– Ты идешь? – полувопросительно-полуутвердительно сказала Светлана, потому что они уже обо всем переговорили ночью.

– Да. Сначала в милицию, потом куплю новый замок. Эти проклятые деньги я беру с собой, а ты заложи цепочку и никому, ни под каким предлогом не открывай. К телефону не подходи, если будут особенно настойчиво звонить, просто выдерни шнур из розетки. И вообще, перед окнами старайся не показываться, чтобы у них не было уверенности в том, что ты дома. Телефон местного отделения милиции – в записной книжке. Ну, кажется, все.

Они не просто поцеловались, а нежно прижались друг к другу и какое-то время стояли молча. Наконец Дмитрий со вздохом оторвался от нее и ушел.

Он никогда не доверял милиции, видя в ней опасность не столько для грабителей и бандитов, сколько для мирных и подвыпивших интеллигентов, представлявших собой любимую мишень для издевательств со стороны полуграмотных сержантов. Где-то, в каких-то экстремальных ситуациях, о которых писали газеты и снимали кино, доблестные милиционеры, может быть, и совершали свои героические подвиги, но в обычной московской жизни, стоило только слегка выпить – и ты, будучи самым законопослушным и смирным гражданином, не имеющим в мыслях ничего иного, как только поскорее добраться до дома, становился совершенно беззащитным перед любой милицейской фуражкой, которой в тебе что-то не понравилось. Складывалось такое удивительное впечатление, что милиция боится и уважает преступников, поскольку они необходимы для ее собственного существования (порой они и разговаривают на одном языке), но зато откровенно презирает тех самых законопослушных налогоплательщиков, на деньги которых и ради которых вроде бы и существует.

А ведь именно милиция и различные чиновники представляют в воображении рядового гражданина то реальное государство, с которым ему постоянно приходится иметь дело. И в этом представлении с неприятной отчетливостью пролегает грань между «они» и «мы». Нет, в обычной жизни «они» могут быть такими же, как и «мы», со всеми своими страстями и слабостями, но стоит им в свое рабочее время стать представителями государства, как «они» напрочь утрачивают свои лучшие человеческие качества, оставляя лишь самые худшие, главнейшими из которых является непрестанное желание всячески «нас» давить и унижать.