«Злой город» против Батыя. «Бессмертный гарнизон»

Долган плюнул себе под ноги и выругался сквозь зубы, помянув нехорошими словами Изяслава Владимировича и всю его родню.

Глава восьмая Град из камней

В Козельске происходили пасхальные торжества. Праздничная пасхальная служба совершалась во всех храмах города в ночь с субботы на воскресенье, этим событием знаменовалось окончание Великого поста. Больше всего людей собралось в Успенском соборе, который был виден из любой точки города, возвышаясь на горе в самом центре детинца. Сюда пришла вся местная знать с женами и детьми, длинные золоченые ризы священников меркли на фоне ярких роскошных одежд старших дружинников, тиунов, огнищан, гридней, боярских жен и дочерей.

Особый канон читал настоятель собора отец Амвросий, то и дело обращаясь к прихожанам с пасхальным приветствием: «Христос воскресе!» В ответ звучало дружное многоголосье: «Воистину воскресе!»

В первых рядах знати, расположившейся ближе всех к алтарю, стояли княжич Василий, его сестры Звенислава и Радослава, княжна Гремислава, дружинник Гудимир, боярин Никифор Юшман с женой и сыном, боярин Ефим Срезень с сыном и дочерью, боярин Увар Иванович с женой и дочерьми… Здесь же по правую руку от Василия стояла красавица Купава, одетая в богатое платье, подаренное ей княжичем. Смущаясь от того, что Василий поставил ее в один ряд с вельможами, Купава едва дышала от сильного волнения. Всякий раз осеняя себя крестным знамением, Купава боялась ненароком задеть локтем стоявшую рядом княжну Гремиславу. При входе в храм Гремислава оказалась совсем близко от Купавы и обожгла ее откровенно неприязненным взглядом. Купава чувствовала, что Гремислава ревнует ее к Василию, и от этого ей было не по себе. Купава сильно робела перед надменной вщижской княжной, хотя та была гораздо моложе ее.

После чтения Евангелия и возложения на алтарь священной плащаницы началась пасхальная утреня. Толпы прихожан во главе с отцом Амвросием и прочими священниками, которые несли священные хоругви, двинулись крестным ходом вокруг Успенского храма. Священники стройными голосами читали молитвы и пели церковные гимны во славу Спасителя, воскресшего из мертвых и вознесшегося на небеса.

На бледном звездном небе рождались первые проблески утренней зари.

Толпа, хлынувшая из храма вслед за священниками, разделила Купаву и Василия. Потеряв друг друга в толчее, они двигались в торжественной процессии порознь. Внезапно Купава почувствовала, что кто-то наступил ей на ногу, причем сделано это было намеренно. Подняв глаза, Купава увидела перед собой Звениславу, позади которой стояла Гремислава.

– Ты не много ли о себе возомнила, холопка? – сердито прошипела Звенислава прямо в лицо Купаве. – Думаешь, опутала моего брата своей похотью, так он теперь твой навеки. Знай свое место, змеюка! Нечего таскаться повсюду за Василием! Ишь, вырядилась да еще с имовитыми людьми в один ряд встала!

Звенислава замахнулась, чтобы влепить Купаве пощечину, но та ловко перехватила ее руку.

– Я тебе не холопка! – бросила Купава, оттолкнув Звениславу. – Дай пройти!

Выбравшись из толпы, Купава почти бегом устремилась ко княжескому терему, ее душили слезы. Праздничное пение священников неслось ей вслед, растекаясь над домами и тихими улицами, словно чистая божественная благодать.

Над Козельском плыл торжественный колокольный звон, к которому настороженно прислушивались дозорные в татарских становищах.

После божественной литургии в храмах прихожане разошлись по домам, где уже все было готово для праздничного застолья. Повсюду среди прочих яств на самом видном месте были разложены пасхальные куличи и крашеные яйца.

Самое многолюдное пиршество шумело в княжеском тереме. Старшие и младшие дружинники собрались в просторной гриднице за длинными столами. Ходили по рукам большие круговые чаши с хмельным медом, на серебряных подносах лежали тушки зажаренных гусей и поросят, творожные пироги соседствовали с копчеными языками, в изобилии было моченой брусники, икры и яблок.

На самом почетном месте восседал княжич Василий в красной парчовой свитке и золотой диадеме. Рядом с ним сидели могучие сивоусые бояре, ближайшие княжеские советники. Веселье было в самом разгаре, когда в гридницу вбежал воин из числа дозорных, расставленных на крепостных башнях. Гомон за столами живо утих, когда стражник сообщил о новом гонце из татарского стана.

– Я же приказал не впускать в город никого из нехристей, – нахмурился Василий. – Никаких переговоров с татарами я вести не собираюсь!

– Уж больно знакомый всем вам человек прибыл от татар, поэтому мы и впустили его в город, – сказал воин.

Среди пирующих пробежал вздох изумления, когда в гридницу вступил Матвей Цыба в грязной оборванной одежде явно с чужого плеча.

– Матерь Божья! – удивленно воскликнул Никифор Юшман. – Ты ли это, Матвей? Как же ты угодил в лапы к нехристям?

Слуги поставили для Матвея Цыбы стул, подали ему вино в чаше.

Матвей Цыба жадно осушил кубок и, морщась от боли, утер истрескавшиеся губы рваным рукавом татарского халата.