Злой пес

– Дас гут, йа. – Хаунд подошел к погасшему очагу, ногой отодвинул подпаленного повара, присел на корточки. Кинул на едва тлеющие угли щепки для розжига, несколько раз, как-то особенно, дунул. Огонь появился сразу, жадно лизнул затравку, разгорелся, вцепился в предложенные тонкие чурочки.

– Знаешь, что такое дезинфекция, Зуб? – поинтересовался Хаунд. – На всякий случай поясню. Сейчас мне надо простерилизовать инструменты для операции. Какие, йа? Смотри.

Зуб глянул и задрожал сильнее. Хаунд притащил с собой две длинные и широкие плоские отвертки. Заметив дикий взгляд парня, направленный на начавший краснеть в пламени металл, мутант хохотнул.

– А как еще, йа, мне править твой клюв? Никак. Не бойся, дам им остыть.

Слово он сдержал – дал инструментам остыть, затем протер их и руки самогоном из найденной большой бутыли. Протянул Зубу, заставив хлебнуть пару-тройку раз прямо из горла. Пацан, закашлявшись, моментально осоловел и теперь только часто моргал, глядя на отвертки, медленно приближающиеся к его сломанной носовой перегородке.

– Потерпи, – промурлыкала смуглянка и провела тонким светло-коричневым языком по коже парня – от подбородка до уха, напоследок куснув. Так Зуб и пропустил момент, когда отвертки оказались внутри него. А потом…

– Обморок… – проворчал Хаунд, отбрасывая красно-склизкие инструменты, подправил пальцами сломанный хрящ, сильно нажав на него и замерев, нашел взглядом рыжую и рыкнул: – Тампоны суй, думкопф!

Пальцы Веснушчатой оказались на диво ловкими: они быстро скрутили длинные куски бинтов и пропихнули их внутрь плавающего в беспамятстве Зуба. Тот пришел в себя уже под самый конец операции, ошалело глядя на ее лицо.

– Бинтуй! – Хаунд кивнул на нос, превратившийся в плотно-раздувшийся гриб. – Так, на затылке затягивай… йа, гут.

Смуглянка, обойдя пациента, довольно повела чуть курносым носом, одобрительно щурясь.

– Слышал, – Хаунд звонко шлепнул ее по заду, – ты тут десерт обещала юному храбрецу?

– Да, – промурлыкала та, – обещала.

– Забери его. – Черные глаза мутанта на миг задержались на ней. – Подальше.

Смуглая, покосившись на кресло с забытым всеми Птахом, кивнула. И, взяв Зуба за руку, потащила того в темные манящие глубины умершей общины торгашей.

– Эдди… – Хаунд посмотрел в ту же сторону, нахмурился. – Эд…

– Зачем он тебе? – спросила русая, застегивая теплую жилетку, которую стащила с тощего, смешно покачивающего раскрытой челюстью. Нож, торча из его глаза, бликовал медной накладкой рукоятки. – Он крови боится.

– А ты не боишься, йа?

– Боюсь, – призналась русая, – но мне хочется тебе помочь. Думаю, никакой другой благодарности тебе… почему-то… не нужно.

– Спорный момент, – Хаунд облизнулся, глядя на нее, – но предложение мне нравится, йа. Хочешь остаться здесь хозяйкой?

Русая не ответила, пожав плечами. Повернулась к рыжей, мотнула головой в сторону:

– Найди гитариста. Он тоже… нас освобождал.

– А нас освободили? – всхлипнула та вдруг.

– Йа, – согласился Хаунд, – только смотрите не пожалейте о такой свободе.

– Не переживай, хотя… – русая грустно улыбнулась. – Чего это я, не переживай. Ты же не переживаешь?

– Найн.

– Мы справимся.

– Гут. Эй, рыжая, найди моего друга и покажи ему все интересное и необычное, что только сможешь. Поверь, он сам попросится остаться здесь… на время. И тебе это время понравится, йа.

Хаунд проследил за девицей, скрывшейся в темноте, и повернулся к пыхтящему Птаху, завозившемуся в кресле.

– У тебя отличная мастерская, майн фрёйнд. – Хаунд снял плащ и подошел к пластиковому чемоданчику, стоявшему на столе. – Сейчас оценишь, йа.

Русая, открыв крышку и достав ручной коловорот, причмокнула, любуясь сверлом для дерева, заряженным в патрон. И, подворачивая рукава, бросила:

– Я Ла…

– Найн, – пробурчал Хаунд. – Даже не пытайся, женщина.

– Что?!

– Ты красивая, тебя не считают человеком, и ты сильна. Это очень притягательно, йа, но… не трать силы на меня. У меня своя цель. Очаровывай кого-нибудь другого, у тебя это хорошо получается, рихтиг. Сейчас мы с тобой просто напарники, вот и все.

Русая, чуть дернув щекой, не ответила. Она положила коловорот на место и, взяв чемоданчик, направилась к Птаху. Тот, пусть и крепко стянутый, задрожал, заскрипев металлом кресла.

– У него сопли, – сказала она, подойдя ближе, – ручьем… И глаза красные. Плакал?

– Нихт. – Хаунд подошел, внимательно разглядывая пленника. – Аллергия, йа. На шерсть. Надо достать кляп.

Носок, заметно мокрый, вышел изо рта с хлюпаньем.

– Хаунд, падла, ты чего творишь?! – захрипел Птах.

– Справедливость, – тот прижал к лицу рыжего пальцы, сжал. – Помогаю местным жителям, избавляя их от кровопийцы и паука, пьющего их жизни.

– Чо за пурга?

– У-у-у… – Хаунд оскалился, глядя ему в глаза. – Пурга, майн фрёйнд, это природное явление. А сказанное мною – всего лишь моральное обоснование сегодняшней бойни для потомков… или любопытных. И вот для нее, новой хозяйки твоей берлоги, йа. Если она не справится – натюрлих, это ее проблемы. А справится – сам понимаешь, всем будет накласть на тебя.

– Зачем тебе все это?! Какая, на фиг, моральная… моральное…