Злой рок Марины Цветаевой. «Живая душа в мертвой петле…»

Анастасия Цветаева так описывает внешность Чурилина и первую встречу с ним: «…черноволосый и не смуглый, нет – сожженный. Его зеленоватые, в кольце темных воспаленных век, глаза казались черны, как ночь (а были зелено-серые). Его рот улыбался и, прерывая улыбку, говорил из сердца лившиеся слова, будто он знал и Марину, и меня <…> целую уж жизнь, и голос его был глух <…> Он <…> брал нас за руки, глядел в глаза близко, непередаваемым взглядом, от него веяло смертью сумасшедшего дома, он все понимал <…> Рассказывал колдовскими рассказами о своем детстве, отце-трактирщике, городе Лебедяни…»

Необычный облик Чурилина – и в стихах Цветаевой:

Тяжело ступаешь и трудно пьешь,

И торопится от тебя прохожий.

Не в таких ли пальцах садовый нож

Зажимал Рогожин?

А глаза, глаза на лице твоем —

Два обугленных прошлолетних круга!

Видно, отроком в невеселый дом

Завела подруга.

Кончается стихотворение призывом:

Заходи – гряди! – нежеланный гость

В мой покой пресветлый.

В другом стихотворении она сравнивает Чурилина с Лермонтовым и Бонапартом.

Замечательные стихи… но Сергею Эфрону от этого не легче. Он так долго, так мучительно ждал, когда же Марине надоест Соня, и вот дождался…

Прошение Сергея Эфрона на имя ректора Московского университета от 9 марта 1916 года: «Желая поступить охотником в 3-й Тифлисский Гренадерский полк, прошу Ваше превосходительство уволить меня из университета и выдать мне необходимые для сего бумаги».

Марина в ужасе. Ведь это она «довела». «Лиленька, приезжайте немедленно в Москву. Я люблю безумного погибающего человека и отойти от него не могу – он умрет. Сережа хочет идти добровольцем, уже подал прошение. Приезжайте. Это – безумное дело, нельзя терять ни минуты. Я не спала четыре ночи и не знаю, как буду жить <…>

P.S. Сережа страшно тверд, и – это страшнее всего. Люблю его по-прежнему».

Не совсем понятно, почему Тихон Чурилин «умрет». Настолько влюблен, что с его слабой психикой (два года провел в психиатрической лечебнице) не вынесет разлуки? Или Цветаева знала что-то такое, чего не знаем мы?

Так или иначе Чурилин не умер, а Сережу отговорили – забрал он прошение. Роман закончился очень скоро – очевидно, по инициативе Цветаевой. Во всяком случае, если судить по написанной осенью того же года фантастической повести Чурилина «Конец Кикапу», где с умершим приходят проститься все, кого он любил, в том числе некая Денисли, коварная его мартовская любовь, «лжемать, лжедева, лжедитя», «морская» «жжженщина жжостокая».

Цветаева, вероятно, осознает, как – незаслуженно – измучила она мужа. Возможно, что между супругами состоялось какое-то объяснение, результатом которого и стало обращенное к нему стихотворение (без формального посвящения) – один из самых пронзительно-щемящих цветаевских стихов:

Я пришла к тебе черной полночью,

За последней помощью.

Я – бродяга, родства не помнящий,

Корабль тонущий.

В слободах моих – междуцарствие,

Чернецы коварствуют.

Всяк рядится в одежды царские,

Псари – царствуют.

Кто земель моих не оспаривал?

Сторожей не спаивал?

Кто в ночи не варил – варева,

Не жег – зарева?

Самозванцами, псами хищными,

Я дотла расхищена.

У палат твоих, царь истинный,

Стою – нищая.

Верноподданной этого царя она останется на всю жизнь.

* * *

…А война идет уже второй год. Стали призывать и студентов. Сергей Эфрон признан годным. 12 мая 1916 года он зачислен на строевую службу, которая должна начаться 1 июня. В оставшееся время супруги решили отдохнуть в Коктебеле.

М. Цветаева – Е. Эфрон. Из Коктебеля в Петербург, 19 мая 1916 года: «Сережа тощ и слаб, безумно радуется Коктебелю, целый день на море, сегодня на Максиной вышке принимал солнечную ванну. Он поручил Мише [8] следить за воинскими делами, Миша телеграфирует ему, когда надо будет возвращаться. Все это так грустно! Чувствую себя в первый раз в жизни – бессильной. С людьми умею, с законами нет. О будущем стараюсь не думать, – даже о завтрашнем дне <…>

Может быть мне придется ехать в Чугуев, м.б. в Иркутск, м.б. в Тифлис, – вряд ли московских студентов оставят в Москве! Странный будет год! Но я как-то спокойно отношусь к переездам, это ничего не нарушает».