Злой рок. Политика катастроф

Как мы видели, пандемии подобные той, что охватила мир в 2020 году, происходят так же часто, как крупные войны. Создатели одной из очень влиятельных эпидемиологических моделей предположили, что при отсутствии немедикаментозных мер пандемия 2020 года может убить во всем мире до 40 миллионов человек^[203]. В сравнении с населением планеты (7,8 миллиарда человек) эта цифра близка к уровню смертности на полях сражений Первой мировой. Сейчас кажется ясным, что окончательное количество жертв COVID-19 будет не столь высоким – либо потому, что модель, созданная в Имперском колледже Лондона, переоценила коэффициент летальности при заражении инфекцией; либо потому, что социальное дистанцирование, экономические локдауны и другие меры и правда помогли избежать массовой гибели людей. Но в начале кризиса никто этого гарантировать не мог. Если бы Первая мировая война, согласно ожиданиям многих современников, продлилась не более пяти месяцев, она бы тоже оказалась далеко не столь смертоносной.

У этих двух разных бедствий есть одна примечательная черта: современники не раз предсказывали их за годы до того, как те произошли. В этом смысле обе катастрофы служат примерами того, что Мишель Вукер назвала «серым носорогом», – чего-то «опасного, очевидного и весьма вероятного», – и стоят в одном ряду с «ураганом „Катрина“, финансовым кризисом 2008 года, обрушением моста в Миннесоте в 2007 году, кибератаками, природными пожарами и дефицитом воды»^[204]. И все же, когда Первая мировая война и пандемия COVID-19 действительно случились, они были восприняты как поразительные события – «черные лебеди». Нассим Талеб понимает под «черным лебедем» любое событие, которое «на основе нашего ограниченного опыта кажется нам невозможным»^[205]. Благодаря эволюции и образованию у нас есть определенные эвристические искажения, из-за которых мы ожидаем, что большая часть явлений (скажем, рост людей) будет подчиняться нормальному распределению. Но статистическое распределение природных пожаров – если ограничится одним примером – пусть и не всегда, но часто описывается с помощью других правил, а именно – степенными законами. Не существует «типичного» или среднего лесного пожара. На графике распределение пожаров предстанет вовсе не в виде знакомой нам колоколообразной кривой с большинством случаев вокруг медианы. Скорее, если графически отобразить величину пожаров в сравнении с частотой их встречаемости, используя при этом логарифмические шкалы, мы получим прямую линию^[206].

Степенные законы (или распределения, которые примерно их напоминают) на удивление повсеместны, хотя уклон линии на графике, конечно, варьируется^[207]. Эти законы описывают и то, как распределяются размеры метеоритов и космического мусора на орбите Земли, величина лунных кратеров, сила солнечных вспышек и масштаб извержений вулканов – не говоря уже о тех закономерностях, в соответствии с которыми добывают свой корм разные травоядные. Многое подчиняется степенным законам и в мире людей: ежедневная прибыль фондовой биржи; кассовые сборы; частотность слов в большинстве языков; частотность фамилий; масштабы перебоев в электроснабжении; число обвинений в расчете на преступника; индивидуальные ежегодные расходы на здоровье; убытки вследствие «кражи персональных данных»… Что же касается распределения 315 «смертельных конфликтов», которое вывел Льюис Фрай Ричардсон (см. первую главу), то оно: 1) не было в полной мере степенным законом: формально это распределение Пуассона, то есть, по сути, случайный паттерн, применимый не только к войнам, но и к радиоактивному распаду, к «раковым кластерам», к точкам приземления торнадо и к запросам, обращенным к веб-серверам. А в минувшую эпоху с помощью этого распределения представляли смерти кавалеристов, погибших от удара лягнувшей лошади.