Злой рок. Политика катастроф

И все же самая масштабная катастрофа в те годы произошла не за границей, а в самих Соединенных Штатах. Когда Обама стал президентом, консерваторы считали его демократом с «левым» уклоном. Но именно под его руководством случился крупнейший социально-экономический кризис, который отчасти проистекал из финансового хаоса, доставшегося Обаме в наследство, а отчасти — из более долгосрочных тенденций. Меры, призванные поощрить восстановление экономики — особенно программа «количественного смягчения», предложенная ФРС, — косвенно благоприятствовали владельцам финансовых активов. Общая доля чистых активов, которыми обладал 1 % американцев — верхушка общества, — выросла с 26 % в первом квартале 2009 года до 32 % в последнем квартале 2016 года[1465]. Тем временем белые американцы из среднего и низшего классов столкнулись не только с экономическим застоем, но и с явлением, которое Энн Кейс и Ангус Дитон, экономисты из Принстона, окрестили эпидемией «смертей от отчаяния»: люди умирали от передозировки наркотиков, травились алкоголем, совершали самоубийства. Намного больше стало инвалидов и несчастных. Никто уже не был уверен в завтрашнем дне. Как писали Кейс и Дитон, если бы уровень смертности среди белых «понижался прежними темпами (1979–1998), на 1,8 % в год, то за период с 1999 по 2013 год можно было бы избежать 488 500 смертей»[1466]. На годы президентства Обамы пришлись три волны передозировки опиоидами (сперва — отпускаемыми по рецепту анальгетиками, потом — героином, а затем — синтетическими опиоидами наподобие фентанила), и эти волны оказались такими мощными, что уровень смертности от причин, связанных с опиоидами, который в 2008 году находился на отметке в 6,4 случая на 100 тысяч человек, в 2016 году более чем удвоился и составил 13,3 случая[1467]. С 2009 по 2016 год от передозировки умерло более 365 тысяч американцев. В каждом новом году смертей было больше, чем в предыдущем. Самой уязвимой оказалась возрастная группа от 25 до 54 лет: в ее пределах уровень смертности от передозировки составил 34–35 случаев на 100 тысяч человек, а общее число потерянных лет жизни приблизилось к показателям пандемии гриппа 1918–1919 годов[1468]. О том, что основным источником синтетических опиоидов и исходных компонентов для фентанила был Китай, говорили редко[1469].

И пусть даже СМИ почти не винили Обаму за то, что его кабинет не справился с опиоидной эпидемией, такие социальные тенденции во многом объясняют, почему в 2016 году Дональд Трамп, популист-аутсайдер, сумел сперва добиться выдвижения своей кандидатуры от Республиканской партии, а потом одержал победу над Хиллари Клинтон и занял пост президента. Его слова о том, что в Средней Америке творится «кровавая бойня», тронули сердца многих избирателей — особенно ключевого электората в северо-западных «колеблющихся» штатах, таких как Мичиган и Висконсин. Он искусно применял давние популистские клише, направляя народное недовольство не на банкиров, излюбленную мишень левых популистов, а на Китай (глобализацию), Мексику (иммигрантов) и на саму Клинтон, олицетворение богатой либеральной элиты, — на Клинтон, оторванную от тревог «настоящих людей» и язвительно заклеймившую половину сторонников Трампа как «корзину с отребьем… расистов, сексистов, гомофобов, ксенофобов, исламофобов — и дальше по списку»[1470]. Многие поклонники Обамы из бюрократических, академических и корпоративных элит были потрясены избранием Трампа. Самым очевидным проявлением ужаса, охватившего элиты, стали протесты — тот же «Марш женщин» 2017 года, примерно половина участниц которого, согласно одному опросу, не только окончила университет, но и имела степень бакалавра[1471].