Злой рок Пушкина. Он, Дантес и Гончарова

Каковы были психологические мотивы решимости Дан­теса «закабалить» себя браком на немилой женщине? Дейст­вительно ли для него на первом плане стояло счастье люби­мой женщины, и для того лишь только, чтобы не омрачить его, он, как рыцарь, приносил в жертву своей любви счастье своей жизни? Или же он попросту испугался поединка и ради устранения его, ради устранения возможного рокового исхо­да предпочел «закабалить» себя на всю жизнь? Такие вопро­сы ставил себе в 1842 году, значит, через пять лет после смер­ти Пушкина, его приятель Н. М. Смирнов. И не мог их раз­решить. «Что понудило Дантеса вступить в брак с девушкою, которой он не мог любить, трудно определить; хотел ли он, жертвуя собою, успокоить сомнения Пушкина и спасти жен­щину, которую любил, от нареканий света, или надеялся он, обманув этим ревность мужа, иметь, как брат, свободный доступ к Наталье Николаевне; испугался ли он дуэли,— это неизвестно». Прежде чем ответить на эти вопросы, приведем любопытные рассуждения князя Вяземского в письме к ве­ликому князю Михаилу Павловичу: «Говоря по правде, надо сказать, что мы все, так близко следившие за развитием этого дела, никогда не предполагали, чтобы молодой Геккерен ре­шился на этот отчаянный поступок, лишь бы избавиться от поединка. Он сам был, вероятно, опутан темными интригами своего отца. Он приносил себя ему в жертву. Я его, по край­ней мере, так понял. Но часть общества захотела усмотреть в этой свадьбе подвиг высокого самоотвержения ради спасения чести г-жи Пушкиной. Но, конечно, это только плод досужей фантазии. Ничто ни в прошлом молодого человека, ни в его поведении относительно нее не допускает мысли о чем-либо подобном». В рассуждениях Вяземского следует отметить, что он и другие друзья Пушкина не решались приписать поступ­ка Дантеса побуждению трусливого характера. Очень темны сообщения Вяземского о темных интригах Геккерена, кото­рые будто бы вызвали Дантеса на такой поступок. Не согласнее ли с истиной вещей признать, что решение Дантеса, как и большинство человеческих решений, не является следстви­ем одного какого-либо мотива, а есть результат взаимодейст­вия мотивов? Остается, во всяком случае, фактом то, что он был влюблен в Наталью Николаевну, желал ее, тянулся к ней через все препятствия, не останавливаясь и перед смертель­ной опасностью. После всего того, что случилось в ноябре, не удержался же он от соблазна новых сближений с ней в янва­ре после своей свадьбы! Чего достигал он, объявляя о своих матримониальных намерениях и вступая в брак? Да, конечно, прежде всего он мог питать надежду, что его решение отведет гнев Пушкина от головы Натальи Николаевны и охранит ее репутацию, ослабив светское злословие и светские сплетни. Но были и еще выгоды. Поединок оторвал, отдалил бы его на­всегда от Пушкиной, а брак на ее сестре, наоборот, приблизил бы, облегчил бы возможность встреч, сближений под покро­вом родственных отношений и чувств. Стоило только бракосочетанию совершиться, как Дантес сейчас же стал пользо­ваться такой возможностью. О том, что между ними станет третий человек — Екатерина Гончарова, Дантес, по всей ве­роятности, и не думал: он слишком был легок для таких дол­гих мыслей и слишком победитель женских сердец. Екатери­на Гончарова была вся в его власти, ибо она была страстно влюблена в него и, зная, конечно, об отношениях Дантеса к сестре, об его влюбленности в нее, ни на минуту не задума­лась соединить свою руку с рукой Дантеса. «Согласие Екате­рины Гончаровой и все ее поведение в этом деле непонятны, если только загадка эта не объясняется просто ее желанием во что бы то ни стало выйти из разряда старых дев»,— пи­сал князь Вяземский, забывая добавить, что к этому, вполне законному, желанию присоединялось и страстное увлечение Геккереном. Припомним и рассказ княгини Вяземской о том, как Екатерина Николаевна содействовала свиданиям сестры с Дантесом, чтобы лишний раз насладиться лицезрением пред­мета своей страсти. А затем, как бы ни было сильно чувство любви Дантеса к Н. Н. Пушкиной, выливавшееся, главным образом, в стремлении к обладанию, оно не исключало возмож­ности любовных достижений у других женщин. И даже перед Натальей Николаевной Дантес мог бы выиграть своим реше­нием,— она должна была оценить самоотвержение, с каким он бросился в кабалу. И такое рассуждение могло быть у Дан­теса, когда он решался объявить свое намерение жениться на Екатерине Гончаровой.

8