Злой рок Пушкина. Он, Дантес и Гончарова

Заявления Пушкина княгине Вяземской совершенно разъясняют нам, почему Пушкин не считал нужным прила­гать усилия к охранению тайны Геккеренов, о чем так убеди­тельно просил его Жуковский; он пришел к твердому убеж­дению, что автором анонимных писем был барон Геккерен. А уверившись в этом, он пришел к какому-то определенно­му плану действий, плану, который, по его расчету, должен был окончательно уничтожить репутацию Геккерена и поверг­нуть его в прах. Приведение этого плана он откладывал на неделю. Кажется, будет верным предположение, что, откла­дывая на неделю свою месть, Пушкин ждал окончания им са­мим данной Геккерену отсрочки на две недели. Но вот вопрос о дуэли с Дантесом был решен 17 ноября: быть может, Пуш­кин так легко согласился исполнить просьбу Соллогуба имен­но потому, что в это время Дантес его уже не интересовал так сильно, а все его внимание перешло на Геккерена. Уместно дать слово теперь опять графу Соллогубу. Через несколько дней после 17 ноября он был у Пушкина. Если принять указанную дальше в его рассказе субботу за ближайшую к событиям и, следовательно, приходившуюся на 21 ноября, то получим точную дату этого посещения Пушкина — 21 ноября. Произо­шел следующий разговор:

— Послушайте, — сказал он мне через несколько дней,— вы были более секундантом Дантеса, чем моим; однако я не хочу ничего делать без вашего ведома. Пойдемте в мой кабинет.

Он запер дверь и сказал: «Я прочитаю Вам мое письмо к старику Геккерну. С сыном уже покончено.... Вы мне теперь старичка подавайте».

Тут он прочитал мне всем известное письмо к голланд­скому посланнику. Губы его задрожали, глаза налились кровью. Он был до того страшен, что только тогда я понял, что он действительно африканского происхождения. Что мог я возразить против такой сокрушительной страсти? Я промолчал невольно, и так как это было в субботу (приемный день князя Одоевского), то поехал к князю Одоевскому. Там я на­шел Жуковского и рассказал ему про то, что слышал. Жуков­ский испугался и обещал остановить отсылку письма. Дейст­вительно, это ему удалось; через несколько дней он объявил мне у Карамзиных, что дело он уладил, и письмо послано не будет. Пушкин точно не отсылал письма, но сберег его у себя на всякий случай!»

Когда граф В. А. Соллогуб писал свои воспоминания о поединке Пушкина, документы по истории дуэли были опуб­ликованы Амосовым в 1863 году по оригиналам, принадлежавшим К. К. Данзасу; среди этих документов было напеча­тано впервые ходившее до тех пор в списках известное пись­мо Пушкина к барону Геккерену, от 26 января 1837 года. Граф В. А. Соллогуб утверждает, что это письмо — то же самое, ко­торое Пушкин прочел ему в ноябре месяце: «только прежнее было, если не ошибаюсь, длиннее и, как оно ни покажется не­вероятным, еще оскорбительнее». С легкой руки графа Сол­логуба многие из биографов повторяют, что письмо Гекке­рену, написанное в ноябре, Пушкин в январе только перепи­сал и отправил по адресу. Редактор же переписки Пушкина в академическом издании печатает это письмо дважды: и в но­ябре (по снимку, сделанному Аммосовым с подлинного пушкинского автографа, бывшего у К. К. Данзаса), и в январе (по копии военно-судного о дуэли дела, тоже с подлинного пушкинского автографа, доставленного в военно-судную комиссию Геккереном). Но к этому сообщению графа В. А. Соллогу­ба надо отнестись с величайшей осторожностью. И сам Соллогуб высказывается за тождество ноябрьского и январского писем с оговоркой, да и действительно трудно, не имея пе­ред глазами подлинников, утверждать тождество двух документов, к тому же весьма однообразных по содержанию, ибо задача и ноябрьского и январского писем была одна и та же: нанести возможно более резкое и тяжкое оскорбление Геккерену. Трудно предположить, что Пушкин так долго хра­нил неотправленное в ноябре письмо к Геккерену, что Пуш­кин, пережив 25—26 января сильнейшую вспышку гнева и не­годования, не излил свои чувства набросанным тут же злым письмом, а порылся в своем столе, достал оттуда документ и отправил его Геккерену. Наконец, и по содержанию своему январское письмо не могло быть написано в ноябре.