Злой рыцарь

Это не семейный дом. Это даже не дом. Это груда кирпичей, в которой едва существует пара человек.

Со вздохом я толкаю дверь и направляюсь к входной двери, камни громко хрустят под моими ногами. Это должно насторожить любого о моем присутствии, но я сильно сомневаюсь, что женщина внутри будет в каком-либо состоянии ожидать меня.

Дрожь пробирает меня, как только я открываю входную дверь.

В доме воняет. Он несвежий, затхлый и нелюбимый.

Когда-то давным-давно все было совершенно по-другому. Но я видел доказательства этого только на фотографиях или слышал, как мои сестры говорили об этом. Время, которое я не помню. Время, которое я едва ли даже пережил. Время, которое умерло прямо рядом с сердцем этого дома.

Мы могли бы все встречаться здесь каждые две недели и притворяться нормальной семьей, но мы далеки от этого.

«Мама», — зову я, мой низкий голос эхом отдается в тишине дома.

Не получив ответа, я делаю шаг в сторону ее любимого места и останавливаюсь в дверях, чтобы подготовиться к тому, что я могу найти.

Три. Два. Один.

«Господи Иисусе, блядь», — бормочу я, оценивая состояние помещения, прежде чем мой взгляд падает на женщину, которая лежит на старом ковре между диваном и журнальным столиком, в окружении бутылок и иголок.

У нее бывают хорошие времена. Времена, когда она, возможно, просто сможет сдержать свои обещания привести себя в порядок и снова стать матерью. Но за этими временами всегда следует это опустошение.

Я понимаю это, в какой-то степени. Потеря — это тяжело.

Черт, я чувствую это каждый гребаный день. Я борюсь с этим каждый гребаный день. И я даже не знал ни одного из них.

С этим было трудно справиться в детстве, когда меня окружали женщины и отцы моих братьев помогали меня растить.

Но в ту секунду, когда я узнала правду, моя скорбь по человеку, которого я не могу вспомнить, но по которому скучаю, превратилась в зверя внутри меня, одержимого жаждой мести.

Каждый шаг, который я делал с того момента, был направлен на то, чтобы все исправить.

В тот день я не просто потерял своего отца. Мои сестры потеряли не только своего отца, моя мама потеряла своего мужа. Вся наша семья потеряла все. Все, что важно.

А затем снова был нанесен удар только пятнадцать лет спустя.

Это жестоко. Действительно чертовски жестоко.

Дэмиен Чирилло никогда бы не позволил нам оказаться на улице — и я бы тоже, вот почему я потребовал, чтобы меня привели в Семью гораздо моложе, чем, я уверен, ему хотелось бы. Но я ни за что не мог сидеть сложа руки и смотреть, как все вокруг меня превращается в пыль.

Перешагнув через все, отбросив пару бутылок в сторону, я подхватываю почти невесомое тело мамы на руки и поднимаю ее с пола.

Она не издает ни звука, кроме своего неглубокого, хриплого дыхания, когда я провожу ее прочь от беспорядка и поворачиваю к лестнице.

Я делал это так много раз, что теперь могу отстраниться от ситуации, монотонно проходя этапы уборки, переодевания ее отвратительной одежды и укладывания ее в постель.

За все это время она не издала ни звука, и когда я сажусь на край ее кровати и держу ее холодную руку в своей, все возвращается с удвоенной силой, и мое сердце падает в желудок.

Достав телефон из кармана, я звоню, как всегда, когда она в таком состоянии.

«Снова?» — грохочет глубокий голос на другом конце линии.

«Да. Не могли бы вы…»

«Я уже в пути, мальчик», — говорит доктор Рози, сочувствие сочится из его голоса.

«Спасибо».

Я оставил входную дверь незапертой раньше, чтобы он мог сам войти, поэтому я оставляю маму и направляюсь в свою комнату.

Он заполнен всеми моими вещами, за вычетом большей части моей одежды, которая теперь живет в гостевом доме Тео, но я все равно не чувствую, что это место, которому я принадлежу.

Полки заставлены футбольными трофеями, в основном теми, которые мне приходилось праздновать в одиночестве.

София и Зои, мои старшие сестры, сделали все, что могли. Но теперь они ушли и устроили свою жизнь сами, за что я не могу их винить. Я тоже не хочу здесь быть.

Раздеваясь, я направляюсь в душ. Включив его на полную мощность, я жду, пока поднимется пар, прежде чем встать под обжигающий поток воды в надежде, что боль отвлечет меня от всего, что происходит внутри.

Прижимая ладони к плитке, я опускаю голову, отчаянно пытаясь придумать план, что-то, что утолит эту жгучую жажду мести, которая не утихает.

Я мог бы просто посмотреть на маячок, найти дом и подойти с пистолетом.

Но это было бы слишком легко, слишком безболезненно.

Я страдал почти восемнадцать лет. Одна пуля в голову кажется слишком милосердной после всего, через что он заставил нас пройти.

Это должно быть лучше, чем это. Вот почему я начинаю с его дочери.

Он пытался защитить ее все эти годы назад, так что я не сомневаюсь, что в наши дни это его главный приоритет.

В конечном счете, если я сломаю ее, я погублю его. И это именно то, что мне нужно. То, чего я жажду.

К тому времени, как я принимаю душ и натягиваю чистую одежду, доктор Рози разговаривает с мамой в ее комнате — хотя я ни на секунду не думаю, что она действительно слушает.