Злой умысел (ЛП)

Кивнула, будто согласна с ним, но на самом деле мне было тяжело в это поверить. Несколько недель назад, прямо перед исчезновением сестры, начали происходить странные вещи. Она лишь оставила записку, что уезжает, и все. Она обменяла свою «Хонду Цивик» в нескольких милях от города, и именно там ее след простыл.

Больше всего меня беспокоила причина данного поступка. У Пенни в Ривервью все было просто замечательно: друзья, работа и несколько бойфрендов. Ее внезапное решение уйти не имело никакого смысла. И как она могла не рассказать мне об этом? Ведь мы были близки, или мне просто так казалось. Я все еще носила половинку сердца ― кулон который она купила для меня. Она всегда носила вторую. Сестра была моей лучшей подругой. И говорить о ней было нелегко.

Джулиан позволил тишине повиснуть между нами и продолжил везти меня домой.

Когда мы отъехали дальше от пустынных проселочных дорог, он затормозил на перекрестке с четырьмя ответвлениями одновременно со знакомым серебристым фургоном. В тот момент, когда я увидела, кто был внутри той машины, мне захотелось сползти вниз и превратиться в невидимку.

Я всегда представляла, как такса мисс Климм вынуждена сидеть на пассажирском сиденье и выслушивать, как ее хозяйка осуждает каждого, кто попадает в поле ее зрения. Наверняка, мисс Климм направлялась на вечернюю мессу, и она узнала нас обоих. И, к тому времени, как она доберется туда, в ее голове родится романтичная история любви. Или же она заклеймит меня как новую городскую блудницу.

― Ты стесняешься меня? ― спросил Джулиан, когда мы проехали перекресток.

Что-то в его голосе заставило меня задуматься. Может быть, возмущение?

― Разумеется, нет, но ты знаешь, как быстро распространяются сплетни в этом городе. Тебе это надо, чтобы сплетники обсуждали, что из всех людей ты выбрал меня?

― Из всех людей выбрал тебя. Что именно ты имеешь в виду?

Меня вдруг одолело внезапное желание прикусить нижнюю губу или начать грызть ногти. Эта раздражающая привычка проявлялась каждый раз, когда я нервничала или волновалась. Джулиан же заставлять испытывать меня и то, и другое по многим причинам, которые и не перечесть. Он был олицетворением силы. И его привлекательность только все ухудшала. Каждый раз, когда мы рядом, мы никогда не оставались наедине. Между нами всегда был кто-то.

Но в этот раз я ограничилась лишь тем, что прикусила внутреннюю сторону щеки. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы придумать ответ.

― Я просто... Ничего. Тебе не стоило подвозить меня.

― Я сам разберусь, что мне делать. И прекрати увиливать от ответа.

― Я не увиливаю, просто это ерунда.

― Тогда ответь, почему ты так сказала.

― Ты знаешь, почему.

Я скрестила руки на груди и уставилась в окно, мои губы исказила некрасивая гримаса. Почему он хотел, чтобы я сказала это вслух? Люди не обсуждают такие секреты.

Шепотки, доносящиеся до моих ушей, были такими же жестокими, как и сами люди.

Больная. Сумасшедшая. Странная. Депрессивная. Я слышала различные варианты данных слов, когда я в одиночестве появлялась на публике. Только присутствие родителей или Пенни заставляло людей отвести от меня ненужные взгляды.

Может, именно поэтому она ушла. Клеймо позора, которым меня заклеймили, стало слишком большим испытанием для нее, с которым она не справилась. Почувствовав, что мои глаза начинают гореть, я яростно заморгала, чтобы не заплакать. Если и было что-то, чего Джулиан терпеть не мог, так это эмоциональность женщин. Я видела, как ему было неловко. Не говоря уже о том, как это было бы унизительно, если бы я плакала перед ним.

― Дерьмо, ― он притормозил, потянулся через меня, открыл бардачок, а потом протянул упаковку салфеток. А еще из бардачка выпало четыре презерватива. ― Я не хотел расстроить тебя. Вот.

― Ты не расстроил, но все же спасибо, ― я прочистила горло и взяла пачку клинекс (прим.: знаменитая марка бумажных изделий), почувствовав себя по-детски смущенной из-за обнаруженного тайника с презервативами.

По крайней мере, он заботится о защите.

Я собрала их и бросила обратно в бардачок.

― Разве тебе не нужно носить их в своем кармане? ― спросила, вытирая глаза.

― Зачем мне это делать?

― Ну-у, так ты будешь... готов.

― Когда мой член тверд, я уже готов.

Со стороны я выглядела, ка сумасшедшая: едва сдерживала смех, но в то же время глаза были полны слез. Теперь мне стало чуточку легче. Он больше не давил на меня, и мы погрузились в довольно уютное молчание.

***

Джулиан молчал до тех пор, пока мы не свернули на улицу Оушен-Авеню, где стоял мой дом.

― У тебя с собой мобильник?

Я покосилась на него.

― Нет, он остался на моей кровати.

Его пальцы крепче сжали руль.

― И как же ты планировала добираться до дома?

― Так же, как и оказалась там, если бы ты не попытался сбить меня.

Мой сарказм его не впечатлил, поэтому Джулиан хмуро взглянул на меня.

― Это такая привычка? Бродить в одиночестве перед закатом?