Злой ветер

Вокруг стали собираться люди. Их губы шевелились, но до меня не доносилось ни звука. Мне не хватало воздуха, я жадно и часто хватала его ртом. И тут совсем близко от лица я увидела свою руку: ногти у основания приобрели нежный голубой цвет.

Все это напоминало… напоминало опыты в школе.

О боже, я не могла дышать! Вернее, не так: я-то дышала изо всех сил, но мне нечего было вдыхать. Меня окружала моя собственная двуокись водорода.

И тут я припомнила, так же ясно, как будто это сейчас происходило на моих глазах: я уже участвовала в этом прежде. Правда, в другом качестве. Не объекта, а экспериментатора.

Я проделывала подобное с лабораторной крысой. Помнится, тогда я удалила весь кислород из воздуха, окружавшего ее, и получила этакий пузырь, наполненный ядовитой углекислотой. Образовалась стопроцентная ловушка: куда бы зверек ни бежал, как бы ни пытался прорваться сквозь смертоносную оболочку…

Тогда я не допустила ее смерти. Отработав новые навыки, я проколола пузырь, и крыса – белая шерстка, розовый носик… смешно, как запоминаются подобные вещи, – шмыгнула прочь.

К сожалению, мой мучитель – кем бы он ни был – не собирался давать мне такой шанс.

Соберись, черт тебя побери!

Мой мозг пульсировал бесполезными вспышками, посылая истерические сигналы бедствия. В глазах у меня плыли цветные пятна. Затем возник образ матери – чрезвычайно реальный, но огромных размеров. За ней – Далила, волчком крутящаяся на дороге. Льюис на земле – лицо все в крови – он тянулся к последнему источнику спасения.

Я обнаружила, что перестала дышать и никак не могу заставить себя это делать.

Что-то было не так. Но что же именно?

И вдруг совершенно четко, как колокол в ночи, раздался голос матери: «Я б многое дала, чтобы этого не случилось». Я не оправдала ее ожиданий.

Йоренсон. Тоже разочарованный. Стоящий в классе и вынужденный выслушивать мой неправильный ответ. На самом деле, Джоанн, ты знаешь это. Знаешь, как решить задачу.

Я никак не могла вспомнить. Слишком темно было вокруг. Кромешная тьма. Ночь была теплой, но абсолютная безлунной и беззвездной.

Хотя нет… Какой-то коридор. И что-то в конце его. Я начала двигаться по этому коридору, совершенно не ощущая движения. Там, в конце, был свет, и свет, и…

Вот я снова сижу на скрипучей школьной скамье. В классе смутный запах «Пайн-Сол» и мела. Йоренсон как-то нервно, по-девчоночьи одергивает свой твидовый пиджак и задает мне вопрос. Я не понимаю, о чем он спрашивает, и ощущаю нарастающую панику – она накатывает, как ураган на побережье. Я должна понять, должна! Учитель бросает на меня разочарованный взгляд и отворачивается к доске. Он перемещает молекулы воздуха, мел скрипит.

Я была одна в классной комнате: осталась после уроков. Коррективная теория погоды. Ответ неверный. Я никогда не смогу…

«Будь внимательна, моя дорогая, – говорил он, не оборачиваясь и продолжая скрипеть мелом. – Это достаточно тонкий вопрос».

На доске. Ответ находился на доске. Все, что мне надо было, – это… это…

По краям доски возникли хрустальные, переливчатые искорки. Они разрушили, сожрали и доску, и ответ на ней. Снова вокруг темнота, поглотившая путь к моему спасению.

Нет.

Я протянула руку, химическая конструкция на доске обрела цвета: красный, синий, желтый. Изображение стало подвижным, трехмерным… Я откинула элемент, который казался явно лишним, – желтая гроздь, прилепившаяся не к месту на ветку, – и заменила его таким же синим.

Так, еще. Быстрее. Проделать то же самое с тысячами таких же вращающихся моделей, миллионами, миллиардами. Работала не моя рука – мое сознание, я сама.

Йоренсон отвернулся от доски, аккуратно положил мел и улыбнулся мне.

«Теперь дыши, – сказал он. – Не забудь дышать».

…и сладостный воздух внезапно пошел в мои легкие. И еще, шум. Господи, какой шум стоял вокруг: звук голосов, шарканье подошв, крики… В пассаже царила страшная суматоха, откуда-то на всю громкость гремела музыка – она била по ушам. О сладостный, прекраснейший хаос!

Я жадно глотала воздух, глоток за глотком, прислушивалась к гулко бьющемуся сердцу и думала: «Ненавижу, как я ненавижу этот чертов урок».

Кто-то поддерживал мою голову. Я подняла взгляд, сфокусировала его и увидела Дэвида. Он был смертельно бледен, я чувствовала, как тряслись его руки. Очки почему-то отсутствовали, и лицо выглядело совсем по-другому. Сильнее. В глазах поблескивали рыжевато-медные крапинки.

– Привет, – прошептала я. Он открыл было рот, но так ничего и не сказал.

Кто-то шлепнул мне на лицо кислородную маску, в которой я теперь совсем не нуждалась.