– Но… но… почему ты мне?.. – Эмма не смогла произнести слово «изменил». То, что он сделал, всегда будет стоять между ними, и она не была уверена, что сможет когда-нибудь простить Флориана.
– У меня нет другой женщины и тем более никаких отношений. Я… я был… – Он глубоко вздохнул и собрался с духом. – Я в первый и в последний раз в моей жизни был во Франкфурте на… «обочине». Я… я этого вовсе не хотел, это был… я… зажегся красный свет, и здесь сразу появилась эта женщина. Я знаю, что то, что я сделал, непростительно. Я действительно глубоко сожалею, что принес тебе столько боли. И это невозможно оправдать. Я надеюсь только на то, что ты меня когда-нибудь простишь.
Эмма видела, что в его глазах блестят слезы. Она взяла его руку и молча сжала ее. Может быть, все опять будет хорошо.
Благодаря бабушке Мирьям Пия постепенно приобрела опыт участия в таких официальных мероприятиях, как этот прием по случаю юбилея. Но все же, как и прежде, ей было неуютно среди чужих расфуфыренных людей, которые, казалось, все были знакомы друг с другом. Дамы солидного возраста, с резким запахом духов и с темным, как кожа крокодила, загаром, который свидетельствовал о надоевшем за многие годы отдыхе на полях гольфа и на парусных яхтах, были в основном в шляпах и в изъятых из банковских сейфов и выставленных напоказ дорогих украшениях. Остроумные приветственные восклицания смешивались с гомоном, напоминавшим куриное кудахтанье. Пия пробиралась через толпу в поисках Эммы и размышляла, где ей искать подругу. Она была по горло завалена работой, очень беспокоилась за Лилли и безрассудно тратила здесь свое время, потому что в сентиментальный момент их беседы необдуманно пообещала своей старинной школьной подруге, которую не видела уже двадцать пять лет, обязательно прийти. Вообще-то она надеялась, что у нее будет возможность поговорить с Эммой о времени ее визита к психотерапевту в Организации по оказанию психологической помощи девочкам во Франкфурте, которого Пия ей порекомендовала. Пие никогда не было присуще такое качество, как материнская забота, но с приездом Лилли что-то в ней изменилось. А с тех пор как Эмма высказала ей свое опасение в том, что ее маленькая дочка могла стать жертвой сексуального насилия, Пию не отпускала мысль о том, что именно это могло случиться с их «русалкой» из Майна. Было ли это действительно случайностью, что Килиан Ротемунд, осужденный педофил, жил всего лишь в паре километров от места обнаружения трупа девушки? Может быть, Принцлер покрывал своего бывшего адвоката из ложной солидарности? Или он, в конечном счете, был заодно с Ротемундом? Принцлер так и не смог дозвониться ни своей жене, ни адвокату, и продолжал молчать, хотя они позволили ему позвонить.
Неожиданно ее сильно толкнул ребенок.
– Извините! – крикнул он, запыхавшись, и помчался дальше в сопровождении еще троих детей.
– Ничего, – ответила Пия, которая заметила, что на этом приеме было необычно много детей. Но потом она вспомнила, что отмечался не только восьмидесятилетний юбилей свекра Эммы – Йозефа Финкбайнера, но и сорокалетняя годовщина со дня основания «Общества солнечных детей» для одиноких матерей.
Пия огляделась вокруг, по-прежнему выискивая глазами Эмму. Она то и дело проверяла свой мобильный телефон, который переключила на режим «без звука». Она сказала своему шефу, что в любое время будет на связи, и просила при необходимости информировать ее, если Принцлер наконец заговорит. Она надеялась, что это произойдет, и тогда у нее будет повод исчезнуть отсюда.
У высокого стола недалеко от входа расположились охранники премьер-министра – четверо мужчин в черных костюмах, солнечных очках и с наушниками в ушах. Скучая, они жевали арахис с васаби и соленые палочки. Их шеф как раз поздравлял юбиляра, который вместе с женой на большой террасе принимал поздравления и подарки. Рядом с ним Пия увидела главного прокурора Маркуса Марию Фрея и была этому несколько удивлена, пока не вспомнила то, что ей рассказывал про него Кристиан Крёгер: Фрей был воспитанником Финкбайнеров и учился на юридическом факультете, получая стипендию фонда своего приемного отца.
К микрофону на трибуне, сооруженной рядом со сценой на фоне великолепных, уже отцветающих рододендронов, подошла женщина и попросила всех присутствующих занять свои места. Гости послушно направились к рядам стульев, и Пия увидела Эмму и темноволосого мужчину с ребенком на руках, которые сидели во втором ряду. Пия раздумывала, стоит ли ей пройти вперед и поздороваться с ними. Нет, лучше не надо. Эмма наверняка предложила бы ей сесть рядом с ней, и тогда она не смогла бы незаметно исчезнуть.