– Разве это не ужасно? – продолжала она. – Страх берет при одной только мысли о том, что человека связали, приковали, и потом она долго умирала от жажды… Нет, в самом деле! Какие же жестокие бывают люди!
Ее слова проникали в сознание Ханны, словно падающие в воду камни. Ударные волны понимания произошедшего разгоняли умиротворительный туман в ее голове. Совершенно неожиданно, будто сдвинулся в сторону занавес, в ней ожили воспоминания, хотя ничто этого не предвещало. Она с трудом перевела дух от охватившего ее страха и почувствовала, как судорожно сжалось ее тело.
Мнимые полицейские. Гроза. Она лежит запертая в багажнике. Она вспомнила свой страх, свои панические попытки освободиться. Гараж в ее доме, в котором она всегда себя чувствовала в безопасности. Она слышала треск, когда ломались ее кости, ощущала медный вкус крови во рту. Эти страшные боли, страх смерти, внезапная уверенность в том, что она умрет. Она слышала напряженное тяжелое дыхание и смех, видела через пелену слез мигающий красный свет камеры, ощущала резкий запах мужского пота. «
Ужас той ночи вернулся во всей своей реальности, от которой у нее перехватило дыхание. Она попыталась взять себя в руки, но воспоминания, которые дремали где-то в глубинах ее памяти, вырвались с мощностью извергающегося вулкана и унесли ее в иссиня-черную бездну кошмара.
– Что с вами? Вам нехорошо? – Только сейчас Лена заметила, что с Ханной было не все в порядке. – Успокойтесь, только успокойтесь! – она склонилась над Ханной, положила руки ей на плечи и уложила на постель. – Вдох – выдох – не забывайте!
Ханна отвернула голову. Она хотела воспротивиться, но у нее не было сил. Она слышала пронзительные, исполненные страха рыдания, и ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что этот ужасный звук вырывается из ее рта.
Луиза заснула в половине девятого. Она больше не спрашивала о Флориане, и Эмма постаралась не обижаться на дочь за то, что она сказала. Ее разум подсказывал ей, что для пятилетнего ребенка нормально потребовать прихода отца. Возможно, если бы Луиза была у Флориана, она захотела бы к ней. Но в глубине души она все же была расстроена и ущемлена этим явным неприятием. Она маленький ребенок, уговаривала себя Эмма, она сбита с толку и испугана пребыванием в больнице. Она ассоциирует своего отца со смехом, с наслаждением мороженым и ласками, а ее, напротив, – со строгостью, обязанностями и повседневностью.
Но, тем не менее, логичное объяснение поведения Луизы не имело значения. Было просто нечестно, как Флориан во время своих спорадических визитов покупал любовь дочери и тем самым завоевывал ее! Эмма же всегда была с ребенком, с самого его рождения! Она массировала Луизе животик, когда она первые три месяца своей жизни почти беспрерывно кричала, она втирала ей в десны мазь, когда у нее резались первые зубки. Она ее утешала и ухаживала за ней, пеленала и носила ее на руках. Каждый вечер она укачивала ее перед сном и пела ей песни, она читала ей вслух, давала бутылочку и часами играла с ней. И вот благодарность за все!
Эмма обхватила руками чашку с пресным жасминовым чаем, который уже лез у нее из ушей. Потребность в крепком черном кофе, великолепном горьковато-сладком эспрессо или в бокале вина осталась в ее мечтах, когда она еще могла нормально спать. Она была такой измотанной, такой невероятно усталой. Как хотела бы она опять просто беспрерывно поспать часов десять, не испытывая постоянную тревогу о состоянии своего ребенка! Но самое позднее через две недели ее второй ребенок потребует полного внимания, а ведь она уже была на пределе своих физических и душевных сил. Чем старше она становится, тем больше истончается ее нервная система. Эмме было просто слишком много лет для того, чтобы поднимать двоих маленьких детей без поддержки мужчины.