Злой

— Рад, что вы так думаете, — улыбнулся Дзярский. — Перед нами большая и сложная проблема. Я тоже намерен бороться за спокойствие в этом городе, за то, чтобы атмосфера доброго согласия между людьми победила везде: на улицах, в трамваях, в кинотеатрах и на стадионах. Но, видите ли, тут нужны пока что другие средства. Многочисленные случаи безнаказанного хулиганства, которые мы регистрируем в последнее время, требуют иного подхода — не только сигнализации о пьяных скандалах. Это дело значительно сложнее, и его нужно хорошо обдумать.

— Разумеется, — согласился Мацеяк. — Что мне делать сегодня, гражданин поручик?

— Подготовьте показания доктора Гальского и других врачей скорой помощи, хорошо? Да, прошу установить постоянное дежурство в скорой помощи. С сегодняшнего дня один из наших людей должен выезжать в их машине на место каждого происшествия.

— Слушаю, гражданин поручик, — ответил Мацеяк.

— И вот ещё что, — вспомнил Дзярский. — Я бы хотел иметь подробный отчёт из отдела дорожных коммуникаций о зарегистрированных за последнее время частных английских автомашинах таких марок: «Аустин», «Моррис» и «Хильман».

— Так точно, — повторил Мацеяк, записывая.

Дзярский встал.

— Пока всё, сержант, — проговорил он.

……………………………………………………

В четыре часа Дзярский запер комнату на ключ, надел серое осеннее пальто и синюю шляпу, а затем покинул дом Главной команды милиции. Он прошёл по Длугой до площади Красинских и затем до Фрета, оттуда — по Мостовой, где стояли недавно восстановленные старинные каменные дома и новостройки, на улицу Широкий Дунай и, наконец, переступил порог небольшого ресторанчика на углу под названием «Рыцарский». Здесь Дзярский сел на неудобную скамеечку в зале с низкими сводами и заказал фляки и мясо под хреном. Потом вынул из кармана несколько машинописных страниц и принялся их перечитывать. Закончив читать, он проговорил вполголоса:

— Хорошо… — с удовольствием похлопал по стоявшему рядом гигантскому рыцарскому панцирю, посмотрел на часы и принялся за еду. Кельнер искоса глянул на лежавшие на столе страницы. «Отчёт о деятельности правления Варшавского филателистического общества», — прочёл он.

Журналист Эдвин Колянко прошёл через рынок Старого Города. На минуту задержался возле высокого каменного дома и сразу же зашёл в его вестибюль через узкие каменные ворота с дугообразными сводами.

В первой комнате стоял чёрный шкаф, по форме напоминавший замок, и висели красиво оформленные витрины из красного дерева. Под стеклом лежали почтовые значки разнообразного размера, качества, образца и цвета, аккуратно размещённые и приклеенные, с надписями внизу. Комната была полна людей, оживлённо беседующих между собой. Никто не смотрел на возраст собеседника: немолодые полные паны обменивались замечаниями с подростками в закатанных Штанах.

Колянко протиснулся к лестнице в глубине комнаты; с дубового тёмного потолка над ступеньками свисала медная бляха с польским орлом. На леси также толпились люди. Кто-то коснулся рукава К лянко.

— У вас, пан, с собой ваш кляссер? — услышал он рядом молодой голос. Совсем юное, возможно, четырнадцатилетнее лицо, косящие глаза, с любопытством рассматривающие его из-под очков в проволочной оправе.

— Что? — растерянно спросил Колянко. — Что у меня с собой?

— Ах… — проговорил мальчик, — простите. Я думал, вы филателист. Вижу вас тут впервые, думаю: «Наверное, какой-то новичок. Нужно подойти, может быть, удастся поменяться.» Понимаете, пан…

— Понимаю, — ответил Колянко, потирая подбородок. — Подожди, — поспешно добавил он; его осенил внезапная мысль. — Ты любишь пирожные?

— Люблю, — безразлично ответил мальчик в проволочных очках, — но что из этого? В конце концов, это неважно. Важно другое — серии марок и этикетки. Во что меня сейчас интересует.

— Жаль, — вздохнул Колянко, — у меня сейчас столько пирожных, что не знаю, как с ними справиться.

Мальчик провёл рукой с грязными ногтями по прилизанному ёжику волос.

— Да, — задумчиво промолвил он, — придётся поводить вас по выставке…

Они поднялись наверх.

— Как тебя зовут? — спросил Колянко.

— Васяк. Анзельм Васяк. Через минуту официальное открытие выставки, — добавил мальчик.

— Знаю, — заявил Колянко, — поэтому я сюда пришёл.

— Прошу, панове! — прозвучал в глубине зала дрожащий старческий голос. Все обернулись к невысокому пану, похожему на профессора-пенсионера.

— Юбилейную выставку Варшавского филателистического общества объявляю открытой.

— Кто это? — спросил Колянко.

— Наш председатель, — уважительно ответил Анзельм Васяк.

— А этот пан рядом, в коричневом пиджаке? — снова спросил Колянко с безошибочным чутьём журналиста.

— Это наш казначей, пан Дзярский. Прекрасный знаток проблематики зубчатости.

— Чего? — переспросил Колянко. Он подумал: «Может, это другой Дзярский? Дзярский — педиатр?»

— Зубчатости, — повторил Анзельм Васяк. В голосе его слышалось пренебрежение.