Злой

Мориц закурил. Его рука дрожала. Он вдруг увидел перед собой самый головокружительный из жизненных виражей, за которым могла расстилаться замечательная асфальтовая дорога спокойного существования. «Повестка в суд… — подумал он, — надо пойти, может, всё ещё уладится. Не знаю даже, за что меня вызывают. Может, какая-то мелочь. Сколько их было, этих протоколов…»

— Это что-то новое, — откликнулся он через минуту слегка охрипшим голосом. — Какая услуга тебе нужна от меня, Куба?

Кубусь пошёл в комнату с ящиками и керосиновой лампой. Взял сигарету из пальцев Морица и прикурил. Сел на ящик, удобно опираясь спиной о стенку, глубоко затянулся.

— Трудное дело, — серьёзно ответил он. — Я хочу, чтобы ты выполнил для меня одно трудное дело, Мориц.

— Говори, — отозвался Мориц, подозрительно на него глядя.

— Видишь… Как бы тебе сказать… Это не легко…

— Знаю уже, — резко бросил Мориц. — Ничего из этого не получится.

— Нет! — Куба энергично ударил себя кулаком в грудь. — Нет, Мориц, разве ты меня не знаешь? Я не этого хочу от тебя, ты же сам должен понимать. Столько лет, столько лет… я и сам… подумай…

— Пока что, — твёрдо ответил Мориц, — ты по ту сторону. Может быть, завтра я тоже буду там, но сегодня ещё нет. Сегодня ты по ту сторону, а я нет. Помни!

Кубусь улыбнулся насмешливо, но неискренне. Искренне улыбаться в таких условиях было нелегко.

— К чему эти речи, Мориц, к чему такие жесты? Ты же прекрасно знаешь, что я не буду легавым и никогда не потребую, чтобы и ты стал легавым и кого-то продал. Я считаю, что вы негодяи и буду рад, когда всех вас заметут, но сам к этому рук не приложу. У тебя ко мне дело, у меня — к тебе, вот что… Ты можешь получить от меня шанс на спасение, а я от тебя — то, что мне сейчас необходимо. Только таким образом мы можем говорить друг с другом.

— Чего ты хочешь? — равнодушно спросил Мориц. Чуть заметная усталость прозвучала в этих словах.

— Хочу знать… Должен знать, — повторил Куба с нажимом, — что у вас происходит в последнее время? Кто, например, разогнал банду Ирися? Кто в последние недели отделал твоих дружков? И тебя, Мориц, тоже… — добавил он, глядя на Морица исподлобья. С минуту оба молчали.

— Я знаю тех, — медленно наконец ответил Мориц, — кто заплатил бы столько, сколько твой редактор зарабатывает за целый год, лишь бы только узнать это…

Курносый нос Кубы задрался ещё выше, будто вынюхивая что-то в воздухе, ноздри его затрепетали. Это уже было кое-что! Он поднялся с ящика и, прищёлкнув пальцами, отшвырнул сигарету далеко от себя.

— То-то оно и есть, — проговорил он, подходя к Морицу и хватая его за рукав. — Я тоже хочу знать это, пан Мехцинский. Не для того, чтобы легавить, — вы, пан Мехцинский, должны были бы догадаться об этом с самого начала, — а для того, чтобы знать. Потому что я, пан Мехцинский, — журналист. Журналист должен знать так же, как люди должны дышать…

— Ты знаешь Кудлатого? — вдруг спросил Мориц.

Кубусь заколебался. Вопрос оказался настолько неожиданным и как будто нелепым, что следовало остеречься.

— Что-то слышал… — осторожно ответил он.

— Не знаешь, кто это?

— Знаю… Вроде знаю. Говорили, что есть такой.

Мориц молча толкнул ящик и погасил керосиновую лампу. Куба невольно отступил назад.

— Не бойся ничего, — заметил Мориц с насмешкой в голосе. — Те, кто хочет знать, не должны бояться. Одно тебе скажу, Куба: запомни эту фамилию. Идём! — Он вытащил кирпич над головой, спрятал лампу в отверстие и снова задвинул кирпич. — Чтобы дети не разбили. Приходят сюда играть днём, — пояснил он.

Куба и Мориц спустились вниз и через несколько минут оказались на улице. Конечно же, первый проводник Кубуся умышленно так долго петлял. На выходе стояли люди Мехцинского.

— Идите наверх, — приказал Мориц. — Сейчас приду, рассчитаемся.

Не доходя до Маршалковской, Куба остановился.

— Ну как? — неуверенно спросил он. — В принципе мы же не договорились.

— Ты ошибаешься, — ответил Мориц, не глядя ему в глаза. — Я согласен.

Лицо Кубы вытянулось от удивления.

— На что же ты согласен? — тихо спросил он.

— Беру от тебя шанс и даю тебе… — Мориц прямо и твёрдо взглянул на Кубу, — даю и тебе нечто. Нечто, как золото, о чём ты даже не мечтал. Но смотри, Куба, это не шутки, такие игрушки могут печально для тебя кончиться. Я знаю: ты не легавый, ты слишком много пережил, чтобы продавать фраеров, даже никудышных. Однако того, что это знаю я, ещё недостаточно. Ты должен переубедить и остальных.

Лёгкий спазм сжал сердце Кубы. Впервые он осознал с ослепительной ясностью, чем это пахнет, как много ловушек, трудностей и опасных неожиданностей таят в себе такие простые на вид, казалось бы, увлекательные дела.

— Мориц, — нерешительно произнёс он через минуту, — я на тебя не рассчитываю, ни на кого не рассчитываю. Но если вдруг станет жарко, ты почувствуешь это так же хорошо, как и я. Ситуация для нас обоих одинакова. Правда ведь? Будь готов произнести в критический момент речь о журналистах, которые, не испугавшись опасности, подстрекаемые горячим интересом…