Злой

«Ого! — подумал он. — Этот сделан не из того материала, что крушины и мехцинские. Вот как! Значит, движемся вперёд и чем дальше, тем глубже».

— Вы ещё долго собираетесь сидеть в этой корчме, где смердит пирожками и патокой? — спросил Вильга тихим, но резким голосом; его выцветшие голубые глаза и бесцветное обрюзгшее лицо не выражали ни радости, ни злобы.

— А что вы, пан, можете предложить? — довольно нагло спросил Кубусь.

— Позавтракать, — ответил Вильга и взглянул на Кубуся; в его выцветших глазах была пустота, такая пустота, что Кубусю стало не по себе.

— Идём, — заявил Крушина, расплачиваясь.

Они встали и вышли. На краю освещённого полуденным солнцем широкого тротуара стоял оливковый — «гумбер» с красивым, немного подпорченным кузовом.

Вскоре «гумбер» можно было увидеть на улице Новогрудской, напротив входа в небольшой, на первый взгляд, захудалый магазин, витрина которого была между тем заставлена дорогими закусками и бутылками заграничной водки. За этой витриной скрывался один из лучших варшавских ресторанов. Из первого помещения с огромным буфетом несколько ступенек вели в небольшой зал, украшенный оленьими рогами и кабаньими головами. Тут стояли тёмные столики и такие же стулья с вырезанными в спинках сердечками.

Из зала можно было попасть в комнатку с правой стороны. Её единственное зарешечённое окно выходило на довольно грязный варшавский дворик. Один из находившихся в комнате столиков был сейчас занят тремя клиентами и являл собой картину кулинарного побоища, достойную пера Франсуа Рабле. В ужасающем беспорядке валялись на нём остатки селёдки, сухой охотничьей колбасы, окорока, редиски, лука, омлета, крутых яиц, заливного судака и холодца.

Один из клиентов, человек могучего сложения, со сломанным боксёрским носом, уже начал петь. Скрипучим баритоном он умолял: «Нинон, ах, улыбнись…» Или сообщал: «Чтобы ты знала, как я хочу целовать твои уста…»

Элегантный пан с длинным обвислым лицом сидел неподвижно и курил сигарету. На его лице не было заметно никаких следов опьянения, а лёгкий румянец на скулах являлся скорее следствием жары и духоты в тесной, насыщенной винными парами комнате.

Якуб Вирус спросил:

— Который час?

— Полпятого, — вежливо и небрежно ответил Вильга.

Кубусь с усилием проглотил слюну.

— Мы уже позавтракали? Так рано, — удивился он.

— Ага, — отозвался Вильга. — Пора бы уже подумать об обеде.

— Только без меня… — простонал Кубусь и зажмурил глаза.

Всё кружилось перед ним с удвоенной скоростью. Он открыл глаза и вновь увидел лицо Вильги, холодное, вежливое, невыразительное. Вся комната колебалась у него перед глазами, как на воздушных качелях. Дверь отворилась, и вошёл официант в белой куртке, которого, как показалось Кубе, внесла волна высокого прилива. Официант наклонился к Вильге.

— Нет! — простонал Кубусь охрипшим голосом: до его сознания дошло, что Вильга снова заказывает водку.

— Ну что? — услышал он голос Вильги. — Ещё по одной, панове? Роберт, выпьешь? А ты? — обратился он к Кубусю.

Кубусь успел подумать, что если выпьет ещё хоть рюмку, то, наверное, умрёт. Нельзя было, однако, отказываться: все его усилия держаться во время четырёхчасового неистового пьянства пропали бы зря, если бы Кубусь сломался. Он с ужасом взглянул в холодное обрюзгшее лицо своего элегантного соседа и кивнул головой.

Вильга слегка усмехнулся. Если бы он был способен на сострадание и рыцарское восхищение своим противником, то, наверное, сейчас бы ощутил эти чувства. Вконец измученный юноша по другую сторону стола в этом испытании держался с достоинством.

Но инженер только налил две рюмки водки и поднял свою вверх. У Кубуся выступили на лбу холодные капельки пота, дрожащей рукой он поднёс рюмку ко рту и выпил, расплёскивая водку. Эта последняя рюмка произвела на него странное впечатление: он как будто немного протрезвел. Какое-то мгновение Куба прислушивался к своим заглушённым водкой мыслям и действительно ощутил, что ему стало легче. Тут он услышал тихий небрежный голос Вильги:

— Собственно, мне не следует с тобой разговаривать: ты сейчас на больших оборотах.

— Совсем я ни на каких оборотах, — с бессмысленным пьяным упрямством ответил Кубусь. Он старался твёрдо взглянуть на Вильгу, но его мутный взгляд бессильно расплывался, скользя по лицу инженера.

— Ты пьян, — холодно повторил Вильга, — и я не хочу, чтобы ты думал, будто я этим пользуюсь.

— Думай, пан, что говоришь! — возмутился Кубусь, но уже не смог придать своему голосу грозное выражение.

— Закрой рот, щенок! — совершенно равнодушно приказал Вильга. — Ну если ты такой герой, то скажи: кто убил Морица?

Красные и зелёные сигналы вспыхнули в мозгу Кубуся. Он глубоко вздохнул и попытался решить: что ему на это ответить? Чем дольше думал, тем меньше мог что-нибудь придумать.

Крушина уже спал за столом, положив голову между солёными огурцами и остатками лососины. Кубусь опять вздохнул и увидел, как Вильга поднимает бутылку, чтобы налить ему ещё рюмку водки.

— Какой-то фраер с белыми глазами и бриллиантом на пальце, — проговорил Кубусь так быстро, как только мог.