Зловещее Проклятие

— Я не сделаю ошибку, думая, что слезы обо мне, — каждоеего слово несло боль. — Это крокодильи слезы, и я им не верю. Кажется, я вспоминаю, что у Джона есть дядя, баронет с приличным состоянием и несколькимиумершими сыновьями. Скажи, с пропавшим Джоном, кто унаследует состояние, когда этот дядя умрет? Если ребенок, которого ты носишь, является сыном, ты будешь контролировать все — имущество, деньги. Довольно симпатичный пакет. И тебе даже не нужен Джон? Вы женаты, поэтому любой ребенок, рожденный в браке, по закону является его. Пока этот ребенок здоров и мужского пола, тот, кто контролирует ребенка, контролирует состояние. Скажи мне, что я не прав.

С каждым словом она опускала голову, разбитая тяжестью его обвинений. Но затем она подняла голову, в глазах вспыхнуло неповиновение. — Что из этого? Ты осмеливаешься судить мeня, Ревелстоук? Что ты знаешь о том, каково быть женщиной? Страдать всю жизнь за ошибки, допущенные мужчинами в твоей семье? Мой отец, мои братья, мой муж — снова и снова одна и та же история — позволяют всему проскользнуть сквозь пальцы из-за чего? Небрежность? Глупость? Женщины, лошади, плохие инвестиции, азартные игры. Тысяча оправданий, но все сводится к одному и тому же: вы слабый пол, — сказала она, выплевывая слова. — Мы всегда должны делать из жизни то, что мы можем, оправиться от ваших ошибок и продолжать. Да. Я хочу состояние де Моргана. Я признаю это. Мы почти нищие, и наследство моего ребенка — единственное, что стоит между нами и гибелью. Я сделаю все, что должна, чтобы обеспечить это. У меня будет сын, и я возьму свое. Это делает меня монстром? Это делает меня выжившей, — сказала она с горечью.

Прежде чем Стокер успел что-то сказать, я двинулась, чтобы взять диадему из его рук. Он сжимал кулаки вокруг короны, и я уже видела, как коробочка гнулась. Я закрыла крышку и поставила коробку на бок. Я упаковала сумку и передала ее Кэролайн де Морган.

— Ваша собственность, миссис де Морган. Мы сохраним корону и узнаем, что случилось с вашим мужем. Не из-за вашей слабой попытки шантажа, а потому, что это правильно. Я уверена, что мотивация чужда для вас, но вам придется принять ее.

Она бросила взгляд на Стокер. — Это все? Собираешься натравить свою собачку на меня?

Я встала между ними, когда Стокер двинулся. — Вам нравятся ваши игры, миссис де Морган, это очевидно. А травля Стокера явно доставляет вам огромное удовольствие. Но позвольте мне сказать одну вещь совершенно ясно: пока я дышу, вы больше не причините ему вреда.

Она слабо улыбнулась мне, притягивая соболей к себе с властным видом. — И кто вы такая, чтобы остановить меня?

— Я женщина, которая знает двадцать способов убить вас и все с болью, — сказала я ей с ответной улыбкой. — Теперь возьмите свою сумку и свою гниющую мать и уходите. Если вы приедете сюда снова, я не буду отвечать за свои действия.

Она указала на корону, и ее рука была устойчивой. — Суди меня как хочешь. Мне все равно. Просто найди моего мужа. Я знаю, ты не откажешь мне, что бы ни случилось раньше. Твоя честь этого не допустит. — Ее губы изогнулись, когда она посмотрела на Стокера. — Как я уже сказала, вы слабый пол. Если бы мой нерожденный ребенок был врагом мисс Спидвeлл, она бы перерезала ему горло в колыбели. Мы дочери Геры, мисс Спидвeлл. Это то, что поддерживает нас в живых. Я найду дорогу к выходу, не провожйте.

Лишь после того, как за ней захлопнулась дверь, собаки подняли головы над краем колыбели. Я не смотрелa на него. Вместо этого я пошла в уютный кабинет и налила стакан aguardiente, двойную дозу, и выпила. Я налила еще один и вручила стакан Стокерy, когда он появился наверху лестницы. Он пил его медленно, удерживая горечь на своем языке.

— Ты сорок раз дурак, — наконец сказала я. — Я не могу поверить, что ты любил такое существо, что ты, со всей своей одаренностью, мог быть ослеплен красотой, в которой так много злобы.

— Поверь, — просто ответил он.

Я налила вторую дозу aguardiente для себя и еще одну для него. Он смотрел в маленькую чашку, как цыган, осматривавший свое богатство. Затем он рассмеялся, горько и невесело.

— Что? — потребовала я. — Ты еще не можешь быть пьяным. Ты едва начал.

— Она права, ты знаешь. Oна знает меня лучше, чем кто-либо, потому что она знает, что я пережил, не говоря ни слова. Все это публичное унижение, агония, мое имя, протащенноeчерез грязь, которое больше не будет чистым. Она была права называть меня слабым.

— Что она знает? — Я потягивала aguardiente, согревая свой живот огнем

Он покачал головой и посмотрел на меня глазами, которые, казалось, видели столетия. — Все, что газеты печатали обо мне, — сказал он глухим голосом. — Избиения и плохое обращение. Это все ложь. Я никогда не тронул волоскa на ее головe.

— Стокер, я никогда не думала, что ты действительно подверг насилию свою жену. Не в твоей природе причинять вред невинным.

— Невинной. Боже, думать о ней в таких терминах! Но она была невинна, по крайней мере я, с моей стороны… — Oн замолчал, пристально глядя на меня.

— Ты имеешь в виду, вы не …

— Никогда.

— Но она была твоей женой.