ЗЛОВЕЩЕЕ СОКРОВИЩЕ

- А, где твое удостоверение о причастности к озвученной профессии? - продолжал допытывать Юхно, - Где миграционная карта, виза, ну или что-то другое подтверждающее, что ты не врешь? И кто эти два голубчика? Лично я думаю, что вы российские диверсанты.

- Никакие мы не диверсанты, - настаивала молодая женщина, - я у вас здесь уже не первый раз, и мне всегда хватало американского паспорта. А это двое моих попутчиков: один польский агент, а другой мой немой слуга.

- Заливаешь ты, конечно, сказочно, я прямо заслушался, но извини пока не убедительно. Предъяви мне хотя бы одно доказательство того, что вы не шпионы.

- Мне всегда было достаточно своего слова, и американского паспорта, - переходя с гнева на неуверенность, начиная уже не «нападать», а оправдываться, продолжала Виктория, - Я всегда пользовалась уважением в вашей стране.

- Хм, паспорт, - усмехнулся главарь «освободительного движения», - при том, как развита сеть специальных служб Московии, подделка американского паспорта – это такой пустяк, о котором даже говорить не стоит. Мне нужно, что-нибудь конкретное, чтобы я поверил.

В этот момент зашел очередной боец, положивший на стол перед атаманом три российских документа, удостоверяющих личность, а также служебное удостоверение сотрудника внутренних дел, и что-то прошептав ему на ухо удалился. Внутри наших героев все словно опустилось. Их души ушли в пятки и настойчиво просились наружу. Сердце застучало так, что готово было вырваться из груди. Виктория побледнела, но силилась при этом сохранять мужество. Мужчины держались более отважно, но и им, вдруг, стало не по себе. Их обман был разоблачен, и надежды выйти из неприятной ситуации, как говорят: «без потерь», им на этот раз вряд ли посчастливится. Мысленно они уже готовились к депортации, и кляли Судьбу за то, что она к ним так не благосклонна, прерывая чуть ли не в самом конце их миссию.

- Ну, вот, - обращаясь к своим единомышленникам, произнес Сидор Иванович, - Я, как всегда, оказался прав – это проклятые Москали. Разбирая их вещи, мои доблестные солдаты нашли их российские паспорта, - и тут же отдал приказание своим бойцам, приведших к нему врагов, - этих пока в сарай. Один встанет на караул. Завтра утром мужчин повесим, женщину вечером ко мне в опочивальню, сначала я с ней позабавлюсь, потом отдам вам. Ну, а если сможет после наших утех выжить, тогда и ее повесим. Машину ко мне в гараж.

Отдав такое жестокое распоряжение, бандит посчитал, что эти объекты больше не заслуживают его внимания, и стал обсуждать с другими членами банды свои дальнейшие планы. Хоть этот приказ и был отдан на чистейшем украинском языке, смысл его дошел до путников совершенно отчетливо.

Пленников вывели из дома и под охраной провели к месту их заключения. Открыв добротную дверь, бойцы украинского «сопротивления» затолкали внутрь помещения обреченных на смерть невольников. Там их провели еще в одно отделение, где на полу присутствовало только брошенное на голую землю сено. Было вполне очевидно, что они были не первыми к кому повстанцы выказали свое недоверие. Снаружи щелкнул замок, и сквозь щели в досках заключенные увидели, как на часы встал один из приведших их боевиков. К слову сказать, что, если доски в перегородке внутри этой, ставшей на время тюрьмой, постройке были прижаты друг к другу не плотно и имели, пусть и небольшие, но отверстия. Стены же самого строения были добротные, с наложенным снаружи «нащельником». Руки невольникам развязывать не стали, посчитав, что так будет гораздо надежней.

Услышав свой приговор, «концессионеры» совершено упали духом. Пощады среди этих враждебно настроенных людей им ждать не следовало, тем более что набирающему авторитет командиру, необходимо было увеличивать свое влияние, поэтому он и не скупился умерщвлять людей: врагов и своих дезертиров, показывая таким образом свою беспощадность.

Глава 41. Освобождение

Оказавшись в этом неказистом каземате, сдружившиеся и полюбившие другу друга участники миротворческой экспедиции мучились не только ужасом от уготованной им участи, но и душевными переживаниями. Столько между ними было не досказано, а требовалось сказать многое. Виктория и Семен, так и не объяснившиеся в любви, теперь страшно сопереживали, что так и не смогли преодолеть общепринятых правил и условностей. Одновременно они испытывали невероятное чувство стыда перед Аркадием, которому они своей взаимной любовью причиняли столько душевной боли. Их сердца обливались кровью, каждый раз, когда они думали, что рано или поздно, но все же ему придется открыться. Тот же давно смирился с таким положением вещей и только с печалью ждал, когда это случится.

Размышляя над своим плачевным положением, друзья, к которым постепенно возвращалось утраченное вдохновение и тяга к жизни (ведь как-никак они были живые люди), начали вполголоса, чтобы не привлекать внимание часового, обсуждать создавшееся положение. Как ни странно, первым заговорил, предпочитающий обычно молчать, Ковальский:

- Да, в этот раз мы, пожалуй, действительно влипли.